Марина Цветаева. Воздух трагедии - страница 18
– Что это – талисман?
– Вещь, которая бережет от несчастья. Пока на тебе талисман, ты не утонешь, не наделаешь глупостей ‹…›.
– … Интересно на корабле. Ты когда-нибудь ездила на корабле?
– На воздушном.
– Разве есть воздушные корабли?
– Конечно, есть. Мы еще с вами поедем!
– Правда? Когда?
– Как-нибудь вечером. Послезавтра, кажется, будет новолуние – это лучшее время для такой поездки.
– Ты нарочно это говоришь?
Сердце мое забилось.
– Я говорю вполне серьезно. Царь луны, мальчик-месяц, мой большой друг. У него много воздушных кораблей, и он с удовольствием даст мне один.
– Он добрый?
– Очень добрый. Послезавтра вы о нем узнаете.
Комната мало-помалу наполнялась дымом. Мара курила не переставая. То и дело трещал, открываясь и закрываясь, металлический портсигар, то и дело чиркала спичка.
Окруженная облаком дыма и сиянием коротких пышных кудрей, это была уже не Ленина подруга Мара, которая утром краснела и за обедом спорила с папой…».
…Мальчик и его младший брат – одни в целом свете! – догадались о тайне этой «большой девочки в синей матроске»: «Ты – волшебница… Ты так легко ходишь… У тебя такие глаза и такие волосы… Ты такая чудная!»
Волшебница… А вышедший в этом же году второй сборник стихов Марины Цветаевой назывался «Волшебный фонарь»…
И разве эти детские слова в повести Сергея Эфрона – не о любви?
Писалось все это влюбленным юношей накануне венчания. Но почему 18-летний Сергей Эфрон перенес в свое детство взрослую (во всяком случае, уже расставшуюся с детством) Марину, а сам на страницах своей повести живет в образе маленького мальчика, с детским восхищением любующегося «волшебницей»? В этом, думается, открывается тонкое своеобразие их отношений.
Старшая сестра Сергея (Анна Сергеевна, по-домашнему – Нютя) вспоминала, что когда она, испуганная решением брата так рано жениться, стала расспрашивать его о невесте, он ответил:
«Это – самая великая поэтесса в мире, зовут ее Марина Цветаева».
Разве не слышится в этих словах взрослого юноши что-то пронзительно детское – та самая догадка «о тайне Марины», о которой еще почти никто на свете не знает?
В повести мальчик очень внимательно и доверчиво слушает странную (особенно с точки зрения разумных взрослых, чьи реакции остроумно и талантливо запечатлены юным автором) девушку, тонко понимает и сочувственно откликается на самые необычные ее чувства и рассуждения.
С первой встречи потрясенно ощутив незаурядность личности Марины, Сергей радостно принял ее духовное старшинство – на долгие годы вперед. Он увлеченно и самозабвенно погрузился в ее мир, вместе с ней любя ее детство, многие эпизоды которого запомнил и воспроизвел явно с ее голоса, чутко уловив оттенки и интонации. Марина и Ася любили подробно вспоминать свое детство, и, радуясь такой полноте эмоционального отклика, Марина не раз рассказывала Сергею и о «вечно плачущей» маленькой Асе, и о своих ранних мучениях за роялем, и о забавной истории со своим выступлением на концерте, когда она от волнения начала громко вслух отсчитывать такты. Об этом случае вспоминает в своей книге и Анастасия Цветаева. Марина рассказала Сергею о своем первом слове – «гамма», так обрадовавшем мать, мечтавшую увидеть дочь музыкантшей. Годы спустя в своей прозе («Мать и музыка») Марина Цветаева более углубленно и драматично осмыслит эту коллизию, в повести Сергея Эфрона поданную веселее и легкомысленнее. Рассказывала Марина Сергею и о шутках директора гимназии, и о старшекласснице Жене Брусовой (позднее «расшифрованной» в ее прозе как сестра поэта Валерия Брюсова). Эта Женя пыталась однажды спасти маленькую Марину от гнева матери (любопытно, что в «Моем Пушкине» этот эпизод происходит после потрясения шестилетней Марины Онегиным и Татьяной в сцене объяснения, а не после ее выступления в концерте). Конечно, говорила Марина и о своем увлечении Наполеоном. Обо всем этом в повести Сергея Эфрона семнадцатилетняя «волшебница» Мара рассказывает мальчикам.
Похожие книги
