Но не следует, разумеется, искать в повести документальной точности и буквальных соответствий всех эпизодов реальным ситуациям жизни. Так, история возмущенного разрыва Мары с женихом, выдававшим талантливые стихи друга за свои, – остроумный вымысел Сергея Эфрона, обнаруживший глубокое и тонкое проникновение в самую суть характера прототипа. Возможная реакция Марины Цветаевой в подобной ситуации очень правдоподобна. Да и сами эти фантастические беседы семнадцатилетней героини с «маленькими волшебными мальчиками», благодарно слушающими и понимающими ее, – тоже вымысел, но очень близкий к сути характеров. Пройдет совсем немного лет, и что-то похожее будет звучать в беседах Марины с Алей, их с Сергеем «сказочной» дочкой.
Сергею стало бесконечно важно и дорого все в ее жизни: и память ее о детстве, и ее размышления и фантазии, многие из которых – о молодости и старости, о «вреде физического здоровья» для творческого человека, о «глупостях умных людей» – он воспроизвел в повести с обаятельным нежным юмором. Очень естественно вошли в повесть Сергея Эфрона горячо любимые им стихи молодой Марины, позднее так же органично войдут в его «Записки добровольца» ее стихи из «Лебединого Стана».
Ее интонации он схватывал с внимательностью любящего и глубоко понимающего человека, чувствующего самое главное и сокровенное в ней. Так, ответ Мары на вопрос «Ты ее и теперь любишь?» (о старшекласснице Жене Брусовой) – «Да, как все прошлое!» – явно был списан с натуры неравнодушной рукой…
И об этом его отношении – не просто о влюбленности в нее, но о бережной любви к ее миру, ко всему, что ей дорого на свете, – Марина Цветаева будет вспоминать в тяжелые 1918–1921 годы, во время их долгой разлуки, как о редком подарке судьбы, давшем праздничный отдых ее душе, так часто страдавшей от непонимания, от душевной вялости и скупости окружающих.
«У меня только одно СЕРЬЕЗНОЕ отношение: к своей душе. И этого мне люди не прощают, не видя, что это „к своей душе“ опять-таки – к их душам. (Ибо что моя душа – без любви?)», – запишет она в дневнике. И – после этой горечи – внезапный свет:
«Я все это знала очень давно, но 10 лет счастливой жизни (успеха своей души!) научили меня улыбаться и смеяться…» (Из записных книжек).
И еще: «чувство невинности – почти детства! доверия – успокоения в чужой душе» (Е. Ланну. 1921, 22 января).
Речь идет о десяти годах жизни с Сергеем Эфроном, о котором давно нет известий.
Атмосфера именно таких отношений очень живет в его повести «Детство». И может быть, в полной мере – так, как сказано об этом в приведенных словах дневниковой записи и письма – сама Марина Цветаева оценила эту уникальную особенность их отношений позднее, именно через годы разлуки, после других встреч и отношений, более взрослых и менее сокровенных…
Очень важное в психологическом плане свидетельство оставила в своих воспоминаниях Наталья Резникова (беллетрист, переводчик, литературовед – в девичестве Чернова, дочь подруги Марины Цветаевой, журналистки Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой). Они подружилась в Чехии, а после отъезда Ольги Елисеевны в Париж интенсивно переписывалась и какое-то время после своего переезда в Париж Марина Цветаева со своей семьей жила в их доме.
«Марина Ивановна и Сергей Яковлевич были удивительными рассказчиками. Говорили о ее молодости и детстве, о ее замечательной семье. Сама она много помнила из своего детства. Прочитанные в детстве книги жили с нею» (Наталья Резникова. «Все в ней было непомерно, как ее талант»).
