– А ведь знаешь, о чём я сейчас подумал? – неожиданно продолжил Антуан, скользнув взглядом по стене, на которой висела полустёртая фотография прежних владельцев бара. – Мы ведь с тобой часто читали Платона, Аристотеля, позже – Декарта, Канта, а ещё Шопенгауэра, Ницше, Сартра… И все они искали место человека в мире, пытались примирить его сознание с реальностью. Но каждый из них оставил после себя неразрешённые дилеммы, которые переходят по наследству от одного поколения к другому.
– Да, и мы тоже невольно наследуем эти дилеммы, – ответил Луи, проводя пальцами по краю бокала. – Как будто вместе с культурным багажом человечество передаёт и эту вечную тоску по недостижимому ответу. А потом мы всю жизнь носим её в себе, даже если не думаем об этом постоянно.
– Вот-вот. И, возможно, – Антуан прищурился, – мы сидим сейчас здесь, чтобы в очередной раз осознать, что суть не в том, чтобы ответ найти, а в том, чтобы продолжать искать.
Луи прикрыл глаза на секунду, вдохнув чуть затхлый, но при этом обволакивающий запах бара. Он чувствовал странное спокойствие, смешанное с еле уловимым беспокойством, как бывает, когда ты осознаёшь, что стоишь на пороге чего-то важного, но пока не видишь, что именно за порогом. И пусть время кажется замирающим, пусть бар находится в некой мистической полутени, сейчас важен только этот момент: два друга, чья дружба уходит в далёкое прошлое, снова встретились и, как ни в чём не бывало, снова обсуждают вечные вопросы. Может, именно в этом и заключена настоящая красота человеческого существования – в способности находить радость в диалоге, даже если итог не ведёт ни к какому итоговому выводу.
С этими мыслями Луи допил свой бокал вина и почувствовал, как на языке остался терпкий осадок. Он посмотрел на Антуана и улыбнулся:
– Я рад, что мы снова говорим. Просто знай это.
– Я тоже рад, – кратко ответил Антуан, и в его глазах сверкнуло нечто похожее на искреннее тепло, смешанное с лёгкой печалью. Возможно, обоим ещё предстоит узнать, что скрывается за всеми этими странными ощущениями, за тягучим течением вечера и за воспоминаниями, которые ускользают, стоит лишь попытаться ухватить их покрепче. Но пока они вдвоём и разговор лишь начинается. И бар кажется тихой гаванью, где можно спрятаться от зовущего вечера, что за дверями продолжал шуметь проезжающими машинами и шелестом ветра в кронах чахлых деревьев.
Таким образом, они погрузились в первую долгую паузу, когда слова будто бы исчерпали себя на миг. И, возможно, именно в этой паузе, пропитанной ароматом винограда и старого дерева, родилось то непостижимое чувство, которое объединяет людей, когда они стоят на перепутье между привычными земными делами и чем-то большим, что едва угадывается в глубинах их сознания.
