– Не нравится мне это.
Лицо Тарасика стало жёстким. Я его никогда таким не видела.
– Что тебе не нравится? Безразличие? А кому оно нравится?!
– Это не безразличие, тётя Даша.
– Благородство, надо понимать?
– Боюсь, что преднамеренное…
– Конечно, преднамеренно! Не случайно же из года в год…
– Я о другом говорю. Преднамеренное причинение вреда здоровью. Или преднамеренное доведение до самоубийства.
– То– есть?
– Как Вам объяснить… Мне тридцать, а Вам, скажем, больше… Старше Вы меня…
– Слегка! – Засмеялась я.
– На это и расчёт. Или сердце не выдержит, или нервная система…
– Тарасик, я бедная, как церковная мышь!
– Не скажите, у Вас квартира… Да мало ли что ещё есть! Вы же не родители Миши. Те всё пропили.
– А где живут?
– К нам приезжали. Михаил им билеты купил и в поезд посадил. Даже слушать ничего не стал.
– Правильно!
– Мама переживает, всё– таки родители.
– Таких родителей, Тарасик, на дюжину двенадцать. Из– за них погиб твой папа. А Лиля сколько работала? Если бы не она, где бы Михаил сейчас был?
– Вот и Михаил так говорит.
– А ты что, не согласен?
– Вообще– то, согласен.
– Я с Лилей поговорю, нашла из– за кого нервы трепать! Мало, наверное, в жизни переживала!
– Поговорите, тётя Даша. Она Вас послушает. А то мама всё переживает, я же вижу.
– Давно бы сказал!
– Говорю же, не было меня.
– Тёть Даш, может мне с Вашим зятем поговорить?
– О розах? Пока не надо, Тарасик. Я думаю, просто равнодушие.
– Я не согласен с Вами. Это преднамеренное! Вы очень нервничаете?
– Нервничаю.
– Давайте сделаем так: поговорите с зятем. Он тут ни причём.
– Думаешь?
– А что он выигрывает? Всё, что у Вас есть, наследует дочь.
– Одна семья. Да и наследовать– то за мной нечего. Я, наверное, просто мешаю.
– Не Вы первая, не Вы последняя. Завещание – не договор дарения. В любой момент можно изменить.
– И доченька суетится?
– Чужая душа – потёмки. Вы же меня и учили.
– Да пусть делает что хочет! В следующий раз букет назад верну – и всё тут!
– И перенервничаете. Ещё неизвестно, чем для Вас эта розовая история закончится. В любом случае, Вы не в выигрыше.
– Тарасик, не в суд же мне на родную дочь подавать.
– Можно и в суд. Скорее выиграете процесс, нежели проиграете.
– Дочь родную посадить?!
– Посадить Вы никого не посадите, а процесс будет резонансным. Зять Ваш высоко сидит, сами понимаете. А тут такая интрига.
– Да уж!
– Не нравится мне эта букетная история, тётя Даша. Во всяком случае, я всегда к Вашим услугам. Через месяц опять улетаю, но звонить буду. Скоро 8– е марта.
– Они к 8-му марта не дарят.
– Если подарят – буду действовать.
– Не надо, сынок. Чему быть, того не миновать.
– Мне можно Вам звонить?
– Конечно! Что ты спрашиваешь?!… Маме привет передавай. Как там Лизочка? Замуж не собирается?
– Собирается.
– Правда, что ли?!
– Скоро к Вам придут с официальным приглашением.
– Спасибо. А жених кто?
– Так же, как и я, юрист.
– Ты его знаешь?
– Знаю. Я их и познакомил. Лизке что– то нужно было узнать, а мне в суд ехать. Ну, я Петра и попросил…
– Парень– то хороший?
– Отличный мужик!
– Дай Бог, дай Бог! Я рада за Лизочку.
Ладно, деточка, я пойду. Устала что– то.
– Тёть Даш, только не болейте. Помните, как Вы шоколадку мне дали, а потом у тёти Маши столько всего купили…!
– Нашёл что вспоминать!
– А я никогда не забывал. – Голос Тарасика дрогнул…
Шла домой и думала… А моей дочери наплевать. Она вообще ничего не помнит. Сама виновата. Ребёнок ещё под стол пешком ходил, а уже знал мамину присказку: «Пусть у кошки заболит, пусть у собачки заболит, пусть у мамы заболит, а у тебя, доченька, пройдёт!» Выходит, мама что– то вроде кошки или собачки? Сама, сама виновата! Кошка что попало есть не будет, а мама Даша всех накормит, а себе – что останется. Правильно покойная мама говорила– наплачешься. Предположим, плакать я не плачу. И польку– бабочку ни перед кем плясать не буду… А значит, умри, бабка! Так, что ли…? Да ну! От избалованности до преступления ба..альшое расстояние. И не каждый пойдёт…
