– Они не в книге. Они в тебе…
Тени прошлого
Он вернулся ночью, пьяный от ярости и страха. Ему снилась старуха: теперь ее глаза были черными, как у Лиры, а изо рта выползали пауки, сплетающие слова "прости" из паутины. За что она просила прощения у своего убийцы?
– Зачем ты показала мне их? – взревел он, врываясь в лавку.
Лира стояла у зеркала из костей, держа в руках сосуд с мерцающей душой. В отражении за ее спиной шевелилось нечто с крыльями, покрытыми глазами. Виктор напряг память. Кажись так церковники описывали херувимов.
– Потому что ты начал забывать, – она повернулась, и ее платье, расшитое пауками, зашелестело, будто те ожили. – Забыл вкус хлеба, который она тебе дала. Забыл, как дрожали ее руки. Забыл, что значит быть человеком.
Он бросился к ней, желая разорвать её хрупкую плоть, вырвать её глаза и задушить девушку её же собственным языком, но пол внезапно ушел из-под ног. Лавка превратилась в лабиринт воспоминаний:
Мальчик лет семи, замерзающий в подворотне. Руки, обожженные чужими плевками и безразличием. Кожа горит от побоев и ран. Первая кража – кошелек у священника, в котором оказался крестик. Крестик, который он продал за глоток вина…
– Прекрати это! – Виктор упал на колени, вцепившись в волосы.
Лира опустилась рядом, ее холодные пальцы коснулись его виска, даря секундное облегчение.
– Ты думал, я хочу тебя наказать? Я хочу, чтобы ты увидел… что в тебе еще осталось.
Ее прикосновение, мгновение назад дарящее покой, обожгло. В памяти всплыло то, что он старательно хоронил:
Старуха улыбается, протягивая свой последний кусок хлеба. Ее рука дрожит. Он берет еду, и на миг их пальцы соприкасаются. В этом прикосновении – вся ее жизнь: любовь к умершему сыну на которого так похож этот бродяжка, страх одиночества, надежда, что этот оборванец, выживет…
– Почему ты показываешь мне это? – прошептал он, чувствуя, как по холодной щеке катится горячая слеза. Впервые за многие годы.
– Потому что я тоже когда-то была как ты.
Зеркало дрогнуло, и Виктор увидел:
Лира, век назад. Человек с лицом, искаженным ненавистью, заносит над ней топор палача. Она, юная воровка, вскрикивает и в страхе зажмуривает глаза. За мгновение в голове девушки проноситься сотня мыслей о несправедливости этого мира и жестокости людей.
Вдруг тени смыкаются вокруг нее, предлагая сделку. Через мгновение ее левый глаз становится изумрудным, правый – черной бездной. А палач лежит на помосте, сжимая остывающими пальцами свой топор, его душа – крошечный огонек в ее ладони.
– Я стала Хранителем Душ, чтобы нести свое бремя и исполнять долг, слишком сложный для других, – голос Лиры дрогнул. – Но чем больше я забирала, тем меньше от меня оставалось. Я больше так не могу. Я должна вернуть их свету. И для этого мне нужен ты. Тот, кто поймет меня. Такой же бездушный и пустой, как я. Может тогда хоть что-то обретет смысл…
Ритуал
Виктор не знал, почему он согласился. Он просто… доверился и поверил ей? Впервые в жизни он поверил другому человеку.
Они начали с малого. Возвращали души по одной:
Девочка, умершая от голода в темноте грязной подворотни. Никому не нужная и всеми забытая. Виктор, дрожа, прижимал сосуд к груди, пока Лира читала заклинание. Душа вырвалась, коснулась его лица, и он увидел: девочка танцует под дождем, смеется, целует мать в щеку…
– Почему это больно? – он скрипел гнилыми зубами до отколотой эмали, чувствуя, как что-то рвется внутри.
