Поддавшись непреодолимому любопытству, Серёжа подобрался к нему. Замка на сундуке не было, только ржавая петля. Он с усилием потянул за неё, и тяжёлая крышка со скрипом, похожим на стон, откинулась назад.
Внутри не было ни золота, ни драгоценностей, как в сказках. Но то, что он увидел, было для него настоящим сокровищем. Сундук был почти доверху набит книгами. Огромными, толстыми, в тёмных, потрескавшихся кожаных переплётах с тиснёными крестами.
Серёжа осторожно, двумя руками, вытащил самую большую книгу. Она была невероятно тяжёлой. Он положил её на пол и сдул с обложки вековую пыль. Кожа была холодной и гладкой на ощупь. На обложке не было никаких букв, только большой, строгий крест. Он с трепетом открыл книгу.
Страницы были толстыми, желтоватыми, с неровными краями. И на них были буквы. Но это были не те буквы, которые он учил в своём букваре. Они были странными, витиеватыми, красивыми и совершенно непонятными. Некоторые из них были нарисованы красной краской и украшены замысловатыми узорами. Текст шёл сплошным потоком, без пробелов между словами, к которым он привык.
Он листал страницу за страницей. Это было похоже на разглядывание таинственной карты, ведущей в неведомую страну. Он не понимал ни слова, но чувствовал, что прикасается к чему-то очень древнему, важному и священному. Иногда среди непонятных букв он встречал знакомые образы – небольшие, выписанные от руки картинки-миниатюры. Вот ангел с трубой. Вот седовласый старец, похожий на тех, что он видел на иконах. Вот схематичное изображение храма.
Он достал другую книгу, поменьше. В ней буквы были такими же, но на полях кто-то оставил пометки уже обычным, понятным ему почерком. «Сие есть зело поучительно», – прочитал он с трудом, разбирая старинные каракули. «Господи, помилуй грешнаго раба твоего Прохора». Кто был этот Прохор? Может быть, его прадед? Или прапрадед? Эта мысль ошеломила его. Эта книга держала в себе голоса его предков.
В этот момент снизу послышался голос мамы:
– Серёжа! Ты где?
Он вздрогнул от неожиданности, быстро, но аккуратно положил книги обратно в сундук, закрыл крышку и со всех ног бросился к люку. Он успел спуститься и отставить лестницу на место за секунду до того, как мама вошла в сени.
– Ты что такой пыльный? – строго спросила она. – Опять на чердак лазил? Я же тебе говорила!
Он виновато молчал, боясь поднять глаза. Мама повздыхала, но наказывать не стала, только отправила его умываться.
Но тайна старого сундука не давала ему покоя. Весь вечер он был задумчивым. За ужином он не выдержал и спросил:
– Ба, а у нас на чердаке сундук стоит. Старый такой. А в нём книги. Что это за книги?
Бабушка Аня отложила ложку и посмотрела на него долгим, пронзительным взглядом.
– Добрался-таки, разбойник, – сказала она беззлобно. – Я уж думала, сгниют они там. Это книги твоего прадеда, Прохора. Отца моего. Он в нашей церкви псаломщиком был до революции. Читал на клиросе. Голос у него был, как колокол, на всё село слышно было. А книги эти – церковные. Евангелие, Псалтирь, Часослов…
– А почему они на чердаке? – удивился Серёжа.
Лицо бабушки омрачилось.
– Времена потом пришли лютые, страшные. За такие книги в тюрьму могли посадить, и даже хуже. Церковь нашу закрыли, батюшку отца Василия, что тебя крестил, – его отца, тоже Василием звали, – куда-то увезли, и с концами. А отец мой, Прохор, успел самые ценные книги из храма вынести ночью и спрятать. Так и велел мне: «Храни, дочка, до лучших времён. Может, пригодятся ещё». Вот и храню. Только боюсь я их. Грамоте той, церковнославянской, я не обучена, да и страх с тех пор в сердце сидит.
