Нина посмотрела на неё – внимательно, спокойно. Потом перевела взгляд на Клару. Та сидела сдержанно, почти неподвижно, будто боялась пошевелиться и сбить хрупкое равновесие. Всё в ней говорило: я слушаю. я жду.
И только тогда Нина сказала – почти театрально спокойно, но без притворства:
– Я хожу на бурлеск.
– На что?! – Мария почти подпрыгнула на месте. Ложечка, которой она мешала чай, звякнула о край чашки. Брови взлетели. Плечи подались вперёд, как будто она не расслышала или не поверила.
– На бурлеск, – повторила Нина, всё так же спокойно. – Танцы. Женские. На каблуках. С пластикой.
Клара молчала. Только губы чуть приоткрылись – словно хотела что-то сказать, но не смогла. Глаза её округлились, и в них смешались изумление, осторожность и… любопытство. Очень живое.
Мария откинулась на спинку стула, глядя на подругу, как на головоломку, которую никто не просил решать.
– Ну ничего себе… – протянула она, вытягивая слова, будто переводила их с другого языка. – Значит, пирог мимо, зато перья – в самую точку?
– Это не про перья, – мягко ответила Нина. – Это про ощущение себя. Про то, как перестать быть фоном в собственной жизни.
Клара тихо вздохнула. Её голос прозвучал почти застенчиво:
– Ты… одна туда пошла?
– Да.
– И тебе не… страшно?
– Было. Но потом – стало в радость.
Мария вцепилась в чашку обеими руками, как будто в якорь. Глаза у неё блестели – не от слёз, а от того самого чувства, когда что-то важное происходит прямо при тебе, но без тебя.
– А мы, значит, в пролёте. Ни слуху, ни духу. Ты тут себе шоу устраиваешь, а мы с Кларой думаем, не заболела ли ты. А ты – в ритме ночи, да?
Нина посмотрела на неё без укола. Спокойно. С теплом. Как человек, который больше не боится быть собой – даже если его не сразу поймут.
– Я не рассказывала, потому что не хотела оправдываться. Это – для меня. И это не тайна. Просто… не привыкла делиться всем.
Мария стиснула губы.
– Ну, что ж. Главное – чтобы ты была счастлива. А мы тут посидим, как зрители.
Клара повернулась к Нине. Глаза у неё были мягкие. Смущённые, но не осуждающие.
– А как ты решилась?.. Я… я давно хотела что-то сделать. Только всё "потом". А ты – сделала.
– Не сразу, – усмехнулась Нина. – Но пришла. И встала перед зеркалом. А дальше – уже не могла не идти.
Мария вышла из кухни в комнату, направилась прямиком к сервантy – к тем самым красивым тарелкам, которые обычно доставались только «на праздники» или «когда важные гости». А сейчас, судя по всему, именно такой случай.
– Ну раз у нас тут богини за столом, – пробурчала она с деловым видом, – пора уже шампанское подавать и на карете катать. Хотя бы пирог на фарфоре выдержите, раз уж у вас теперь новая эпоха началась.
Она усмехнулась, но в этой усмешке уже не было привычной колкости. Скорее – лёгкое, почти застенчивое удовольствие. Участие. Желание быть с ними – не фоном, не ведущей, а просто частью. Здесь и сейчас.
Потом всё как будто само собой развернулось: несколько глотков тёплого чая, пара невинных шуток, тихий смех, воспоминания, которые раньше звучали иначе – с остротой, с уколом, а теперь мягко, как старый плед.
Когда они замолчали, на столе уже стояли пустые чашки, лежали тонкие крошки от пирога и чувствовалась… тишина. Не пауза. А именно – тишина. Такая, в которой что-то выровнялось. Что-то между ними встало на своё место. Она была новой. Не неловкой. А честной. Та тишина, в которой можно говорить не словами – а взглядом.
