Монологи сердца - страница 33



– Я так рада, что ты снова живешь и дышишь полной грудью, бабушка. Ты ведь сияешь, когда танцуешь. Я это помню.

– Спасибо, солнышко. Ты даже не представляешь, как мне нужны были сейчас эти слова.

Они ещё немного поговорили – о платьях, о репетициях, о поездке. Обычный разговор. Но для Нины – как глоток горячего чая после ледяного ветра.

После звонка она ещё немного посидела в тишине. Теперь – совсем другой. Той, что лечит. Той, что даёт услышать себя. Всё будет. Пусть не сразу. Пусть не как мечталось. Но будет.

Нина сидела в темноте, не включая свет. Только свет старого фонаря время от времени вспыхивал за стеклом, будто мир напоминал: "Я рядом".

Кружка с остывающим чаем стояла на подоконнике. Внутри – покой, вперемешку с тревогой. Не буря. Уже нет. А что-то похожее на прибой после шторма.

"Если Клара вернётся…" – подумала Нина, проводя пальцем по стеклу. – "…я буду ждать. Без обид. Без упрёков. Просто – как женщина, которая тоже когда-то упала. Но встала."

И где-то глубоко, совсем тихо, родилась мысль:

«Я всё ещё могу быть началом. Даже если была ошибкой.»

10 Глава. Без аплодисментов

Утро вползло в комнату без стука – мягким светом, молчаливым, как извинение. Нина открыла глаза не резко, без испуга. Просто – проснулась. Словно кто-то внутри позвал её тихим, но настойчивым голосом: вставай.

Подушка была тёплой от ночного дыхания, но в голове уже не было ни тревожных снов, ни мыслей, похожих на шепот грозы. Было странное, почти непривычное чувство – всё на своих местах. Даже если немного разбито. Даже если не совсем ясно, как дальше.

Она села на кровати, укуталась в шаль, подошла к окну. За стеклом – обычный двор. Влажная трава, следы после дождя, голуби, вечно спорящие из-за крошек. Жизнь. Неспешная. Без огоньков, но настоящая.

На кухне, поставив чайник, она достала свою любимую чашку – с тонкой трещинкой сбоку. Раньше эта трещина её расстраивала. Сегодня – наоборот. Она подумала: я тоже треснула, но не раскололась.

Пока вода закипала, Нина разложила на столе листочки с заметками. Там были криво начерченные схемы движений, напоминания: «поворот мягче», «улыбка – не натянутая», «держи плечи».

Она провела пальцем по строчке и почувствовала, как сердце отзывается лёгкой, но чёткой уверенностью. Она хочет это закончить. Довести. Выступить. Не ради громких оваций. Не ради Клары. Не ради Марии. А ради себя – той, которую так долго прятала под чужими ожиданиями и старыми страхами.

«Я обещала себе – если Клара вернётся, я буду рядом. Но если нет – я всё равно пойду. Потому что я есть. И мне пора быть.»

Чайник свистнул. Нина выключила плиту, залила траву, вдохнула пар. Ромашка пахла миром. Тишиной. Домом.

Потом она взяла телефон. Набрала номер. «Мария».

Пора было сказать главное. Без слёз. Без просьб. Без оправданий. Просто – по-настоящему.

Гудки длились дольше, чем обычно. Будто Мария тянула – не потому что не слышала, а потому что не хотела слышать. Когда ответила, голос был чужим. Ровным. Натянутым, как нитка перед разрывом.

– Да?

– Это я, – сказала Нина. Тихо. Без уверенности, но и без робости.

– Я догадалась, – ответила Мария. Ни "привет", ни "как ты".

Нина вдохнула.

– Я позвонила не ругаться. И не оправдываться. Я просто хочу, чтобы ты знала: я решила продолжать. С конкурсом. С репетициями. Если вы с Кларой не вернётесь – я всё равно пойду. Одна, если придётся.

Тишина на том конце была ледяной. Нина слышала собственное дыхание – и как бьётся сердце. Но не дрожало. Оно просто… жило.