– Ну-ка, ну-ка, – Лея прищурилась. – Смотрю, ты не просто пришла… Ты пришла подготовленной.
Мария пожала плечами, подбирая волосы в невысокий пучок:
– А чего я хуже других? Танцевала дома. Перед зеркалом. Пока никто не видел.
– Всё ясно, – с усмешкой протянула Лея. – Ты не репетировала. Ты нас морально давила дистанционно.
– Конечно. Я же женщина опытная, – Мария поправила юбку. – Я не сразу в бой, я сначала – с почётом.
Нина стояла рядом, и ей казалось, что даже воздух в зале стал легче. Они снова были вместе. И пусть ещё немного неловко, немного несогласованно – но рядом. И в этом было всё.
– Готова? – спросила она.
– Да, только… – Мария оглянулась на сцену. – Можно я встану справа?
– Почему? – удивилась Нина.
– Там света больше. А у меня, между прочим, блёстки. Надо же их показать, раз уж приклеивала полвечера. Я же теперь не просто танцую – я свет отражаю.
Нина засмеялась.
– Забирай. Мне достаточно, что ты здесь.
Они вышли в центр зала, под музыку, которая уже стала родной – не столько по нотам, сколько по тому, как перекликалась с внутренними ритмами. Танец был не идеальным. Мария на первом повороте чуть споткнулась, Нина однажды сбилась в счёте. Но всё это не имело значения. Зато были взгляды – точные, искренние, узнающие. Были улыбки – тёплые, не нарисованные. И было то самое движение плеча, которое знают только женщины, когда больше не нужно ничего доказывать, а хочется просто быть.
Лея встала, хлопая в такт.
– Вот оно. Не техника. Душа. Вы обе – как хорошее вино. Только с годами раскрываетесь.
Мария рассмеялась, вытирая лоб полотенцем:
– Это ты про танец или про мою поясницу?
– Про оба случая, – подмигнула Лея. – Но поясница – дело поправимое. А вот вы вдвоём – это настоящее. Даже если с хрустом.
Музыка стихла. Зал снова наполнился звуками реальности: шагами, дыханием, шорохом ткани. Но между Марией и Ниной всё звучало иначе. Они снова стали партнёршами. В танце. В жизни. В свете, который теперь точно не тускнел.
Занятие подошло к концу. Усталость легла на плечи мягким, но весомым шарфом. В зале снова пахло пудрой, тёплым потом, женскими разговорами и каким-то внутренним согласием, которое бывает только после общего дела.
Мария и Нина вышли вместе. У обеих – сумки через плечо, на щеках румянец от движения, в глазах что-то мирное. Непростое, но – мирное.
– Спасибо, что пришла, – сказала Нина. – Не думала, что всё ещё возможно вот так… просто.
– Я тоже не думала, – отозвалась Мария, подбирая полы пальто. – Но, видно, есть вещи, которые не умирают. Даже если их молчанием засыпать. Я ведь тебя слышала всё это время. Даже когда злилась.
– А Клара?
Мария на секунду замедлила шаг. Потом ответила:
– Всё хорошо. Сын уже дома. Клара вернулась к своей жизни – постирала шторы, перестирала пледы, вымыла все полки, даже те, которых в квартире нет.
– Классическая реабилитация?
– Да, – усмехнулась Мария. – Её способ справляться – не сцена, а тряпка. И, может, в этом тоже есть правда. Простит она тебя. Только позже. Когда устанет быть гордой. Ты ведь её не предала, Нина. Ты просто… пошла вперёд.
Нина кивнула. Но грусть с лица не уходила. В глазах всё ещё плескалось то, что не вытрясли даже танцы.
Мария, конечно, заметила.
– Так, всё, – сказала она. – Я с тобой больше не гуляю в таком настроении. Пойдём.
– Куда?
– По магазинам. Посмотрим помаду. Мне хочется блеск – не тонкий, не скромный. Чтобы прям бах! – и видно с остановки.
