Морфология праздника - страница 33

Вместе с этими изменениями в песню вкралось еще одно: о хлебе теперь больше не упоминается. Намек на какой-то аграрный культ оказался окончательно вымытым из подблюдной песни. Это, видимо, сразу же было воспринято как нонсенс – сужу по недавнему исследованию В. А. Лагшным неизвестной рукописной копии знаменитого сборника, сделанной по выходе второго его издания 1806 года. В этой копии после строки «Ево верные кони не ездятся» вставлены 2-я и 3-я строки из текста первого издания, содержащие славу хлебу, а далее – по тексту второго издания [Лапин 2003: 42]. Таким образом, неизвестный переписчик предпринял попытку восстановить хотя бы в рукописной копии утраченный обрядовый смысл песни.

Рассматриваемая песня при всех своих намеках на некий ритуал воспринимается на первый взгляд как посвящение, сочиненное в угоду самодержавной власти сначала, видимо, самим Чуйковым, затем – публикаторами сборника Львова-Прача в его втором и третьем изданиях. Однако дело обстоит не так: в позднейших публикациях подблюдных песен, записанных уже в бытовой обстановке, подобные славления царю тоже встречаются. Такова запись Станиловским народного варианта славы царю и хлебу, сделанная в далекой Иркутской губ.:

В достоверности сведений этого трагически погибшего молодого этнографа сомневаться не приходится.

Дают ли приведенные факты нам основания предполагать, что в подблюдных гаданиях искони существовал обычай начинать их с хвалы богу, царю, вообще небесным и земным покровителям? Вопрос этот существен для данной работы, потому что от ответа на него, к чему окончательно пока придти трудно, зависит понимание и самой процедуры подблюдного гадания, истории ее развития. Действительно, одно дело, если такие дифирамбические непредсказательные песни вошли в подблюдные гадания на раннем этапе их существования, оформляя их особый раздел – прелюдию. И совсем другое, если такие песни возникли как совершенно искусственное, нефольклорное образование и начали входить в народную традицию во вторичном порядке – через издание песенников с подблюдными песнями и вообще через культивирование этого интересного развлечения в городской среде.

В современном деревенском репертуаре подблюдных песен устойчиво отсутствуют, за редкими исключениями, не только славления царственным персонам, но и богу. Объяснить это семидесятилетним сроком советской власти невозможно, потому что и в дореволюционных этнографических публикациях тоже далеко не всегда встречаются подобные песни. Не встретились такие славления и среди припевок болгарского «ладуване». В обширной их подборке, приведенной Д. Мариновым, имеется несколько песен-величаний Еньовой Буле. По мнению исследователя, они поются для поздравления всех присутствующих [Маринов 1994: 665]. Но здесь величается мифологический персонаж, пусть и олицетворенный, а вовсе не первые люди в государстве.

Таким же доводом, свидетельствующим об искусственности высокоидейного пролога для процедуры подблюдных гаданий, является и странное несходство между славлением хлебу и самой процедурой гадания. Действительно, поющие славят хлеб и только хлеб. Но ведь в немалом числе случаев наряду с хлебом кладется в блюдо и уголь, традиционный символ смерти, несчастья. По логике вещей, соответствующая всему этому песня не должна ограничиваться хлебом, но каким-то образом касаться и угля, объясняя их единение. Славление же хлебу, имеющееся в цитированном выше тексте из песенных сборников Чулкова, Львова-Прача и близких к ним, свидетельствует скорее о непонимании символики подблюдных гаданий или о желании облагородить их, освободить от мысли о грустном с точки зрения представлений нового времени. Это тоже заставляет думать, что «хлебная» прелюдия была привнесена в подблюдные гадания на достаточно позднем историческом этапе.