Я останавливаюсь, оборачиваюсь. Но за
оградой ничего не видно. Только торчат вверх башенки этого пустого дворца. А в
них затемнённые окна. Ничего не разглядеть. Но я знаю, я это чувствую, что за одним
из этих окон притаился кто-то, кто за мной наблюдает. И от этого шорохом
мурашки по всему телу бегают.
Не генерал. Кто-то другой. Я пока ещё его
не знаю.
Мамка в детстве говорила: «Держи ухо
востро, глаз зорко и будь всегда настороже. Охотников до тебя будет много. От каждого
отбиваться придется. С кем-то хитростью, уговорами, лаской. С другим –
проклятьями и руганью. На всякого своя управа найдётся. И только однажды не
сможешь ты противостоять. Когда настоящее чувство к тебе придёт. Подберет
ключик к сердцу, откроет двери и тебя даже спрашивать не будет. Войдёт и
останется. Потому что настоящее чувство, Наденька, с годами не блекнет и с
памяти не стирается».
Как же права ты была, мамка, когда так
говорила!
И сейчас, когда по мне ещё блуждает взгляд
наблюдателя, своего Сашко вспоминаю. Перед глазами стоит он, улыбается. И руку
протягивает. Зовёт с собой: «Надия, Надия…»
Но я не приду к нему. Я здесь останусь.
Вечером зажглись костры, и таборные
высыпали из своих шатров. Сели вокруг – кто на траву, кто на циновки
расстеленные. Огонь остывшую за зиму землю согревает. Дождь её влагой питает. И
скоро она снова начнёт плодоносить. Люблю землю, и ветер, и дождь, и чистый
воздух. Как же на воле человеку хорошо!
– Гляди, Надия, кто к нам пожаловал! –
Джофранка тут как тут. Шустро ко мне подсела и прямо указывает. – Никак твой
генерал?
– Ему-то что тут делать?
Не хотелось верить в это. Но Джонка оказалась
права. Генерал Сурков снова заявился. Да не один, а с конвоем. И, кто бы мог
подумать, верхом на гнедом жеребце! Уж не свататься ли? Я тогда точно со смеху
помру.
– Те авен бахтале! – приветствовал всех
генерал, не слезая с коня. – Добрый вечер, ромалэ. Баро, – заметив вожака,
кивнул ему. – Пригласишь к костру?
– Отчего же не пригласить доброго
человека. Садись, Вилор Давыдович. Мы гостям рады.
– Все ли рады, Баро? Или есть такие, кто
недоволен?
Джофранка толкает меня в бок. А я застыла,
словно каменная. И дураку ясно, куда клонит генерал. Всему табору со вчерашнего
дня известно, как я его отшила. А после – он меня. Интересно, что на этот раз
ему надо? Ясно же, не с хорошими намерениями пришёл. Если бы был один, то куда
ни шло. Но с вооружёнными солдатами…
– А ты, Вилор Давыдович, оружие бы убрал, –
посоветовал ему Баро. – У нас в таборе это не принято. Или воевать хочешь? Так здесь
не поле для битвы. Мы никому зла не желаем.
– И мы не желаем, – я отметила, что
генерал себя на «вы» называет. Велико у человека самомнение.
– Тогда с коня слезай и садись подле
меня, – приглашает его Баро. – Слыхал я, у тебя был праздник.
– Да, – генерал спустился. Вроде, уже в
летах, а двигается бойко, я бы сказала, смело. – Большой праздник, юбилей. И от
твоего театра я получил поздравление. Целое представление на моей сцене твои
артисты разыграли.
– Понравилось?
Баро, наверное, шутит. Ох, не нравится мне
эта игра. Сейчас один из них расколется, и быть беде. Я подтягиваю к себе
колени и голову в них прячу. Напрасно только. Генерал меня уже заметил.
– Понравилось – не то слово! – восклицает
он. – Так сильно, что хочу повторить. Пусть твои музыканты что-нибудь сыграют,
а певцы споют. Я сяду, послушаю.
