– Вот чёрт! Я и не предполагал тогда, что этот Эйхлер его соратник.
– Не вините себя. В то время о соратниках Волынского было рано говорить. Их попросту не было. Зато сейчас – целая партия! И этот факт должен настораживать нас всех, – Остерман чуть наклонился вперёд, – Заметьте, Ваше сиятельство, ни у кого из придворных вельмож нет своей партии. А у Волынского есть. Мне известно, что они регулярно собираются вечерами в его доме и обсуждают различные проекты.
– Это похоже на заговор! – всколыхнулся фаворит.
– Вот именно, – поддакнул канцлер, отхлебнул чаю и продолжил, – Правда, до некоторых пор эти разговоры сводились лишь к тому, как лучше организовать то или иное развлечение для государыни, включая охоту, зверинец и прочее.
– Вы сказали «до некоторых пор», – заметил Бирон, – Что это значит?
– Я к этому вернусь чуть позже, – мягко уклонился от ответа канцлер и вынул из папки следующий листок, – Но должен заметить, что Волынский старается угодить не только Анне Иоанновне. Он в той же степени любезен и услужлив к Анне Леопольдовне. И бывает у неё с визитами чаще иных придворных. Вот. Извольте взглянуть. Здесь все его визиты к принцессе за последний год.
– Из этих записей следует, что он бывает у неё почти каждый день!
– Совершенно верно. И принцесса его жалует, принимает с удовольствием. А о чём они рассуждают в её апартаментах за чашкой чая, одному богу известно.
– В чём подвох? – насупился Бюрен.
– Согласитесь, какой дальновидный ход. Особенно теперь, когда известно, что царевна ждёт ребёнка. Ведь все уже присягнули этому не родившемуся младенцу, как будущему императору. А, в случае, простите, кончины императрицы, её племянница станет регентшей. И Волынский уже заранее выхлопотал себе её расположение. А, следовательно, и первую должность при дворе на будущее.
– Каков прощелыга!
– Уверен, он уже мнит себя главным распорядителем при новом дворе, так как его поступки уже сейчас выказывают явное пренебрежение интересам нынешних привилегированных особ. Я имею в виду, Ваше сиятельство.
– Что?!
– Судите сами, – Остерман протянул ему следующий лист, – Недавно в Кабинет на рассмотрение поступила бумага от представителей польского шляхетства с требованием возместить им деньгами ущерб, нанесённый русскими войсками, проходившими через польские территории за период войны с Портой. Волынский составил проект ответа с категоричным отказом и прислал мне на согласование. Прошу ознакомиться. Улавливаете?
И, видя лёгкое недоумение в лице Бирона, канцлер тут же дал ему полный расклад:
– Ведь небезызвестно, что с некоторого времени Вы, Ваше сиятельство, будучи титулованным герцогом Курляндии, являетесь поданным польско-саксонского короля. И, следовательно, тоже могли бы претендовать на часть той выплаты, о которой ходатайствует шляхетство Польши.
– О! – озарился герцог неожиданно открывшейся перспективе.
– Теперь понимаете, что требованием отказать польскому шляхетству, Волынский открыто, выражает пренебрежение Вашим интересам?
– Каков наглец!
– И это легко прослеживается и в иных его поступках. Не далее, как вчера вечером вышел казус: господин Волынский осерчал на придворного поэта Тредиаковского, и отлупил его прямо во дворце, пока они оба дожидались Вашей аудиенции.
– Побил? За что?
– Причина пустяковая. Накануне Тредиаковский получил выволочку от Волынского за то, что непозволительно затянул сроки написания торжественной оды для шутовской свадьбы. Тредиаковскому показалось, что с ним обошлись не любезно, и он решил пожаловаться Вашему сиятельству. А наутро Волынский, увидев его у порога Вашего кабинета, смекнул, для чего тот явился, и в сердцах вторично отходил его так, что будь здоров! Прямо у кабинета Вашего сиятельства. Разве это не говорит о том, что Волынский откровенно презирает Ваш авторитет? Он позволяет себе лупить Ваших посетителей, причём в Вашей же резиденции!
