Прямо возле зимнего дворца на берегу замёрзшей Невы были сооружены зрительские места для государыни и её приближённых. Чтоб влиятельные вельможи не застудились, созерцая свадебную церемонию и праздничные шествия гостей, под их сидениями разместили котлы с горячей водой. И слуги, приставленные присматривать за этими котлами, отдавали распоряжение менять в них воду по мере того, как она остужалась на морозе.
Остальные зрители свободно разместились стоя по всей набережной, как с адмиралтейской стороны, так и с Васильевского острова.
По окончании свадебной процессии, программа перешла в развлекательные номера. Желающие могли подойти к ледяному дому и пристально рассмотреть сквозь прозрачные стены все затейливо вылепленные изо льда предметы обстановки: мебели и даже посуды.
На берегу были установлены карусели. Давали представления скоморохи и итальянские комедианты. А дети и юное поколение развлекались катанием на салазках.
Две Анастасии, Лопухина и Ягужинская, стоя на вершине склона, придерживая за верёвку салазки, отчаянно высматривали в толпе Трубецкого:
– Ну, где Петька? Куда он девался?
– Сколько можно ждать!
Покрутив головой, Настасья вдруг увидела брата и призывно замахала рукой:
– Эй! Иван! Прокатишься с нами?
Тот подбежал, отряхивая с рукавиц снег:
– Чего? Трусите, гусеницы мелкие?
– Хватит нас так называть, – обиделась Ягужинская, – Мы давно уже выросли.
– Сейчас проверим! – коварно усмехнулся Иван, – А ну, садись! Да держитесь крепче!
Они обрадовались и живо обосновались на салазках; Настя впереди, Ягужинская за ней.
– Иван! Настя! – остановил их чей-то громкий радостный окрик.
– Николай…, – удивилась Лопухина, узнав в подбежавшем парне своего знакомого из Москвы молодого князя Головина, – Откуда ты взялся?
– Мы всем семейством приехали на празднование Белградского мира. А тут такое! – он, не в силах подобрать слов, указал рукой на ледяной дом, – Аж, дух захватывает! В Москве такого не увидишь.
– Это уж точно! – поддакнул Иван, приветствуя Головина крепким рукопожатием, – Ну, что, Николай! Прокатимся?
– А у меня вот свои салазки, – он дёрнул за верёвку, подкатив деревянные санки к ногам. И хитро прищурился, – Может, махнём наперегонки?
– Давай! – азартно подхватил Иван.
Николай протянул руку Лопухиной:
– Настя! Идём со мной!
– Сеструха, пересаживайся, – распорядился Ванька и похлопал по плечу Ягужинскую, – Не дрейфь! Сейчас мы их сделаем!
– Раз, два, поехали! – скомандовал Лопухин Головину. И оба, разбежавшись, запрыгнули в сани и вихрем понеслись с откоса.
– И-и-и-и, – визжала Ягужинская, жмурясь от летящего в лицо ветра, и жалась к Ивану.
Он, обнимая её сзади одной рукой, другой держал верёвку и лихо правил салазками. Они укатились далеко, почти до середины Невы. Выбравшись из санок, первым делом оглянулись в поисках соперников. И, приглядевшись, увидели, что санки Николая с Настюхой, не проехав и половины пути, опрокинулись на бок.
– Ура-а-ааа! – заголосил Ванька, – Я же говорил, мы их сделаем!
– Ураааа! – восторженно подхватила Анастасия и, подпрыгнув, повисла на шее у Ивана.
Тот, поскользнулся, нелепо взмахнул руками и, не удержавшись, рухнул на спину, увлекая за собой Ягужинскую.
Смеясь и куражась, поднялись, помогая друг другу отряхнуться от снега.
– Ты не ушибся? – озабоченно спросила Ягужинская, – Как твоя рана в боку?
– В порядке.
Анастасия, сняв рукавицу, заботливо вытаскивала застрявшие комья снега у Ваньки из-под воротника. При этом, запуская руку ему за ворот, с трепетом скользила ладонью по горячей шее и чувствовала, как сама тихо млеет от этих прикосновений…
