– Мерзавец.
– Погодите. Сейчас самое время вернуться к разговору о вечерних посиделках Волынского с соратниками. Итогом этих посиделок стало написание Волынским так называемого «Генерального рассуждения о поправлении внутренних государственных дел», которое он готовит представить Её императорскому величеству. А знаете, в чём суть сего великого трактата?
– И в чём же?
– Волынский ратует в нём за усиление политической роли русского дворянства. Догадываетесь, на что нацелен его выпад? – и, видя, опять непонимание в глазах собеседника, сделал страшное лицо, – Это завуалированная жалоба государыне на то, что немцы заняли при её персоне все высокие должности и управляют страной. Это камень и в мой огород, и в Миниха, и братьев Левенвольдов. Но, думаю, не надо называть Вам имя того, кто им видится главным немцем за спинкой трона?
К лицу Бирона мигом прихлынула кровь. И он сделался багряным.
– Вот текст его чернового варианта, – Остерман любезно протянул ему листы, исписанные размашистым почерком, и ядовито добавил, – Хочу заметить, что Артемий Петрович вовсе не скрывает ни от кого своих идей. И текст этого проекта он свободно обсуждает с соратниками. Даёт им вести записи своих речей и даже отдаёт править свои собственные заметки.
– То есть никого не боится? – угрюмо засопел Бирон, подрагивая крылышками ноздрей.
– Понимаете, да? – многозначительно намекнул канцлер.
Левенвольд уже крепко дремал в карете, истомившись долгим ожиданием, когда, наконец, дверца открылась и, возникший в её проёме Остерман, сидя на носилках, обратился к нему с просьбой:
– Помогите мне пересесть в карету.
Левенвольд засуетился, придерживая дверь, пока слуги кряхтели, перетаскивая больного Остермана с носилок на сидение кареты.
– Ну, как прошла встреча?
– Прекрасно! – отозвался канцлер.
Он пребывал в хорошем расположении духа. Лицо его так и светилось.
– Что с прогулкой? Передумали?
– Напротив. Едемте! – решительно заявил тот, – И велите кучеру проехать по набережной. Хочу полюбоваться этим невероятным замком изо льда.
У Левенвольда в изумлении выгнулась бровь:
– Вы же запретили мне даже упоминать о нём.
– А теперь хочу видеть. Более того, завтра с супругой лично поеду на торжество. Обещают, что будет диковинное зрелище, невиданное по размаху и великолепию. Такое нельзя пропустить.
– С чего вдруг Вы так переменились? – насторожился Левенвольд.
– Надо отдать должное стараниям Волынского, – ответил Остерман и любовно погладил набалдашник трости, – Как знать? Может, это последнее яркое событие в его блестящей карьере.
набережная Невы
Праздник, организованный Волынским, удался на славу. Шуточная свадьба в ледяном доме, проведённая с размахом, красочная и помпезная, произвела неизгладимое впечатление на жителей столицы. Не оставила она равнодушными и иностранных гостей; все они в подробностях долго и с восхищением описывали это действие в письмах своим монархам.
Событие это на долгие годы осталось в памяти народа, потому, что его неустанно передавали из уст в уста на протяжении нескольких поколений. История про молодожёнов, которых после церемонии венчания оставили в ледяном доме на ночь, так запала всем в душу, что обросла легендами. Служители муз ещё долго вдохновлялись ею и в последующие века: художники писали картины, поэты слагали песни и драматурги ставили пьесы.
А сегодня очевидцы наблюдали это грандиозное празднество воочию.
