— Может! — он бросает на меня однозначно злой взгляд. — Она подмешала какого-то дерьма в наливку!
И снова сгибается, злобно шипя.
Ситуация, конечно, не располагает, но мне почему-то делается смешно. Он такой большой, сильный, богатый, загибается тут от деревенской наливки. Кому скажи — обхохочутся.
— Уууу… — тянет он, и у меня всю смешливость как рукой снимает.
У? Убить, что ли, хочет, вражина?
И чего вообще на сундуке расселся? У нас тут первая ночь, или что вообще?
— У-у-у… — запинаясь, выдаёт этот великовозрастный детина, и я просто теряюсь в догадках, чего он именно хочет.
Наконец, мой пленитель, видимо, договаривается со своими голосовыми связками и выдаёт грозным басом:
— Удобства, мать вашу, где?
И вот тут я почти поперхаюсь, потому что удобства у нас на улице… Ага, вот так, через много «у». Кажется, эту фразу я произношу вслух, потому что глаза Демидова распахиваются невероятно широко.
— На улице? Это как?
— Так, — пожимаю плечами, — домик такой, деревянный. Дырка в полу.
— Фу, гадость какая, — морщится Демидов. — Вы что тут, в Средневековье, что ли?
Чья бы мычала, хочется съехидничать мне. Уж не вы ли, барин, тут средневековые обычаи самолично возрождать вздумали? Но себя одергиваю, глупостей не говорю.
А вот всякий страх к нему у меня проходит, да и сама ситуация больше не кажется ужасающей. Ну, подумаешь — невинности лишит! Невелика ценность в наши дни. Возможно, мне даже понравится, в конце концов, мужчина он видный, привлекательный.
Господи, Сашка, о чём ты думаешь? Он же купил тебя, как куклу в магазине, так же поимеет и бросит. Нужна ты ему со всем своим тонким внутренним миром сельской библиотекарши!?
— Куда бежать? — неожиданным вопросом прерывает мои мысли Демидов.
— Кому бежать? От кого бежать? — непонимающе хлопаю ресницами.
— Да, блядь, мне! — звереет он.
— Зачем?! — всё ещё не могу врубиться я.
— За надом, дура деревенская! — ревёт он. — Где эти ваши грёбанные удобства?!
— Т-там… — машу рукой в сторону двери и, наконец сообразив, о чём речь, густо краснею: мы ведь едва знакомы, а уже такие интимные подробности. — Домик такой… серый, дощатый…
Демидов поднимается и какой-то шатающейся, полупьяной походкой идёт прочь.
А я кидаюсь к окну, путаясь в порванном платье. Меня неожиданно накрывает дурное предчувствие. Но как оказывается — поздно!
Демидов, разумеется, никогда не видел сельских «удобств», что стоило предположить. А поскольку сам мужчина весьма габаритный, то строение выбирает себе под стать.
Ага — наш курятник.
Когда я подбегаю к окну, из-за дверей птичника уже доносится воинственно-торжествующее кукареканье и отборный четырёхэтажный мат.
Я понимаю: Федосей разбужен, страшно зол и вышел на тропу войны.
Оседаю на пол, хватаясь за голову…
Дальше всё несётся, как в дешёвом водевиле: из курятника вылетает Демидов, весь всколоченный и в перьях, за ним с грозным кудахатаньем мчится, распушив крылья, Федосей… Петух у нас — настоящий господин и повелитель курятника: большой, важный и очень гордый. А главное — терпеть не может, когда кто-то без спросу вторгается на его территорию. Тут он спуску не даёт.
Вот и сейчас — а я снова высовываюсь в окно и наблюдаю эту картину маслом — Федосей подскакивает, громко хлопает крыльями и клюёт Демидова точно в мягкое место.
Мат стоит такой, что уши реально сворачиваются в трубочку.
— Уберите эту мерзкую тварь! — вопит двухметровый мужик, удирая от разъярённого петуха.
