То, что больше пяти экземпляров, Калошин другим библиотекам раздаёт. Будь у него автобус, мог бы все деревни объезжать и выдавать книги. А пока к нему приезжают библиотекари и набирают две кипы, одну для взрослых, другую для детей.
«Ты из Башталы?» – «Ага. У вас есть физика для седьмого класса?» – «Только что последнюю отдал. Где ты была раньше?» – «А биология?» – «Биология есть. Тебе серую?» – «Нет, жёлтую.» – «Жёлтую разобрали. Поздно ты, подружка, прибежала».
В первых числах сентября тут у него не продохнуть. Родители бедные, многие не получают зарплаты, не могут ребёнку купить учебник. И вот Калошин ездит и достаёт на весь район. А сам сидит, зима на носу, а у него дров нет.
«Смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства и рассказать об этом другим… Мы выбираем следующий мир в согласии с тем, чему мы научились в этом. Если мы не научились ничему, следующий мир окажется таким же, как этот, и нам придётся снова преодолевать те же преграды с теми же свинцовыми гирями на лапах»
Ричард Бах, «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»
Отношения между Калошиным и детьми похожи на те, которые описал другой лётчик, сделавший вынужденную посадку в пустыне Сахара. Он, как вы знаете, встретил там мальчика, угадавшего, что на рисунке не шляпа, а проглоченный удавом слон.
Дверь библиотеки открывается, мальчик спрашивает: «Рисунки принимаете?»
Когда у Калошина идёт конкурс рисунков, здесь все картинами облеплено. Рисуют на обоях, на склеенных листах заявок на гранты, на обороте стенного календаря. «Задумчивый житель саванны», «Кот-аристократ», или вот произведение, называется: «Чтобы мир был полон людей. Никто ни на кого не обижался». Подписано: К.Н., то есть, Казанцева Надя из шестого класса. «Она, – говорит Калошин, – уже как маститый художник подписывается – К.Н. А ещё есть М.О.»
Раз две девчушки копировали профиль, и у одной Пушкин очень хорошо получился, а у другой непохоже. Калошин хотел сказать, смотрит, а она подписывает: «Брат Пушкина».
Единственный, наверное, в мире такой рисунок.
Без призов никто не остаётся.
Дети – замечательные художники. И вообще – замечательные, если с ними заниматься. Один его знакомый ездит за семь километров на велосипеде в другую деревню, там с детьми рисованием занимается, и эти дети все первые премии у Калошина получают.
В очередной свой набег на Москву зашёл народный библиотекарь в Академию художеств – попросить книг. Вдруг видит, а навстречу идёт сам Церетели со свитой. Калошин к нему, как ко всем: не поможете? Церетели говорит: «Ну, иди к кабинету». Бросил царственный взгляд на детские рисунки, взял координаты, сказал, вот будет фонд… Но так и не помог.
– Ну, может, забыл, много нас таких, – сказал Калошин и усмехнулся.
«Отвлекусь, – говорит, от темы. – В подземном переходе, знаете, стоят люди, держат в руках объявления – „куплю золото“, „куплю меха“. А один хлыст у Киевского вокзала стоит с объявлением: „КУПЛЮ ВСЁ“. Я, – говорит Калошин, – шёл и очень долго смеялся…»
Как-то он приехал к Амонашвили на семинар, но опоздал, смотрел в зал через занавески. Полный зал молодых людей, и настолько, говорит, было приятно на них смотреть. Обычно – маска на лице учителя, а тут полный зал молодых светлых лиц. Радостно видеть, что не заглохло, несмотря ни на что…
– Я, – говорит Калошин, – был лётчиком, теперь библиотекарь, в педагогике ничего не понимаю – и то у меня столько задумок. Будь я министром или царём, все бы провёл через детей, начиная с садика. Что творится в стране – тысячи беспризорных. А умницы? Их тормозит общий уровень, а у умника информация идёт из космоса.
