В общем, он не боялся. Хотя все в тот день сходилось один к одному: тринадцатое сентября, в тринадцати километрах от деревни… Как раз проехал худые места, называется «грязная переправа» – справа огромные мрачные скалы, а слева лес, Моносов ехал между ними по тропке. В тринадцати километрах от деревни открылась поляна, ему запомнилось – как проплешина, ни единого деревца, и огромные валуны. И вдруг пришло это чувство. Такое нехорошее чувство, как будто впереди ожидает что-то. Он испугался. Лошадь внезапно остановилась, стала дрожать. Сперва мелкой дрожью, а потом как будто крупная волна пошла… У Моносова с собой были спички, он тогда не курил, но жена скотника, бабка, сунула, возьми на дорогу. Зажёг спичку – лошадь успокоилась немного, но продолжала двигать ушами. И пошла шагом, только как-то боком, боком…
Смотрит Моносов, а навстречу… сперва он подумал, женщина – маленького роста, в чём-то чёрном, как будто развевающемся. Сутулая, смотрит в землю. Подумал ещё: кто это может быть тут, в такой час. Была луна в ущербе, тоненький серп… Моносов натянул повод, остановил лошадь. На нём, вспоминает, была фуфайка, полушубок зимний накинут на плечо, правый рукав свешивался, в руке плётка, бич кожаный. Свесился с седла – разглядеть, кто это идёт ему навстречу, и в этот момент… волосы у него встали дыбом.
Это была не женщина и не мужчина. Его вообще нельзя было назвать человеком. Это было ОНО.
Моносов привстал на стременах, хотел сверху ударить бичом, поднял руку, но ОНО сделало какое-то движение, механическое – человек, зверь, так не могут – повернуло свою безносую голову-тыкву снизу вверх, и рука у Моносова онемела. Лошадь под ним рванулась, понеслась, он потерял сознание, когда очнулся, лошадь уже неслась в пролеске, там лесок был берёзовый… Принесла в деревню, не доезжая дома начала шататься и возле калитки его конь Коктёл, «синяя холка» – упал замертво. Потом ветеринар резал, оказалось, кровь свёрнута, у только что павших лошадей такого не бывает. А у самого Моносова после этого случая был инфаркт – врачи удивлялись, откуда у такого молодого, здорового…
С тех пор прошло много лет, но каждый год, когда наступает та ночь, Моносов не может уснуть.
Когда мы познакомились с ним в Горно-Алтайске, было двенадцатое сентября. В углу комнаты стояла картина, на которой Моносов изобразил ту жуткую встречу.
Я подумал, что он, возможно, все выдумал. Такое бывает: человек срастается с собственным вымыслом и перестаёт отличать сон от яви. Хотя что такое правда, а что такое вымысел в том деле, которым занят Владимир Моносов?
Предмет, который он преподаёт, появился в здешних школах недавно. Вот странно: этим горам миллионы лет, а предмета не было.
Моносов – учитель истории Алтая, можно сказать, от Бога. От вечных снегов Алтайских гор. В детстве выгнали из училища за драку («обзывали китайцем»), вернулся домой, отец говорит, раз так, иди говно месить. Он и месил. Был скотником, чабаном, преподавал музыку на топшууре – алтайском двухструнном инструменте, копал с археологами, собирал сельский музей.
Он из деревни Кунчеген Онгудайского района. Там его родина. В семье было пятеро детей, все мальчики. Отец охотник, как и дед, который прожил девяносто два года. Его звали Елдон – «спутник». А спутницу жизни, бабушку – Уул, она горбатенькая была от природы, маленькая, добрая. Жили в аиле – алтайской юрте, ели «толкан» – толчённый жаренный ячмень, испечённые в золе лепёшки, пили кислое молоко, чай. Приходили гости. Дед сидел с ними в сторонке, на мужской половине, тихо говорили, степенно…
