– С отцом.
– И что вы ему говорили?
– Я извинился за вторжение в его личную жизнь. Я потом ушёл, а они с отцом ещё разговаривали.
Ирина смотрит на него и думает, что либо сам Георгий, либо его отец могли спокойно задвинуть печную заслонку, уходя от пьяного Ковыршина. Мысль эта её не пугает и не возмущает, но только доставляет определённое неудобство. Она думает о том, что никогда не следует говорить Харину, что дочь, которая у них растёт, является дочерью Сергея Ковыршина. Да и вообще об этом не следует никому говорить.
– Откровенность за откровенность, – говорит Харин. – А ты с ним встречалась? Ты же тогда приезжала в деревню, мне как-то Стерлин сказал.
– Встречалась. Хотела его оттуда увезти, но он был крепко пьян и зол на меня. Сказал, что проспится и приедет.
– Про поездку в Испанию спрашивал?
– Спрашивал.
– И что?
– Сказала, что ездила с тобой.
– А он что?
– Сказал, что так и думал, и пошёл спать.
– А ты что?
– Сказала спокойной ночи, развернулась да поехала.
Харин поднимает бокал. Ирина, которая после беременности вернулась к состоянию естественной блондинки с идеальной фигурой и ямочками на щеках, тоже поднимает бокал, они выпивают не чокаясь. На прошлой неделе он разговаривал с отцом, и тот сказал ему, сколько пришлось заплатить за газету. До недавнего времени Леонид Константинович был сердит на сына за его роман с замужней женщиной, который так отрицательно отразился на бизнесе, и разговаривать на эту тему не желал. Однако деловые качества невестки он ценил весьма высоко, и когда сын сказал, что невеста у него получилась без приданого, хмыкнул и ответил, что только денег, полученных по наследству от Ковыршина за газету, ей надолго хватит по N-ским меркам. И что делает она свой бизнес сама, в отличие от Харина-младшего. И что Георгию Леонидовичу, вообще-то, желательно продать свою квартиру, наконец, поскольку, если он туда водил свою будущую жену, то она легко может догадаться, по какому целевому назначению эта квартира может использоваться сейчас, когда у них есть дом, а свою квартиру она продала. Семейный получился разговор, но Георгий выслушал отца вполне спокойно.
Сейчас он думал о том, что Ирина виновна в смерти Ковыршина. Убила ли она его сама или он покончил с собой, будучи пьян и безумен после разговора с женой об Испании, – а Харин-младший как никто другой знал, как больно Ирина может задеть мужское самолюбие – всё это не так уж и важно. Сделала она всё это из-за денег и таким способом, что никто не может её ни в чём упрекнуть.
Эти мысли не были неприятны Харину, скорее, наоборот, доставляли определённое удовольствие знания интимной тайны жены, напоминающей ему сейчас грациозную хищницу. Он смотрел на Ирину сквозь колышащееся пламя свечей и чувствовал в себе разгорающееся желание. Она полуоделась к ужину: Георгий знал об этом женском способе одеваться, который предусматривает сочетание лёгкой официальности с возможностью быстрого раздевания. Однако, судя по её виду, Ирина отнюдь не торопилась в постель и смотрела на него сейчас без улыбки, серьёзно, изучающе.
– Зачем ты дала мне это прочесть?
– Хотела, чтобы ты узнал кое-что обо мне.
– Просто рассказать было нельзя?
– Нет.
– И что я узнал?
– То, что я любила Сергея. А теперь люблю тебя.
Харин почувствовал, что больше не стоит задавать вопросы. Пора было переходить к действиям, но он всё продолжал смотреть Ирине в её завораживающие тёмные глаза. Вдруг он отчётливо понял, что готов на всё, лишь бы продолжать обладать этой женщиной. Похоже, это поняла и Ирина. И улыбнулась Георгию зовущей улыбкой.
