«Не надоело быть тенью?» — врезались в память слова баронессы.
Я провел рукой по шее сзади, нащупывая пальцами метку — та начала саднить от невольного прикосновения. Арас Дитмар с давних пор имеет надо мной власть…
Мне исполнилось одиннадцать зим, когда мой отец — Вис Ларр — по нелепому случаю остался калекой, и вместе со всей семьёй был сослан на отдалённый остров Горд. Тогда и выяснилось, что отец состоял в ордене, важным условием которого было то, что один из наследников, имеющий дар перевоплощения, должен продолжить исполнять соглашение с орденом и так же дать клятву на верность своему покровителю — тому, кто возглавляет орден. Мало того, что с отцом произошла беда, так ещё по неожиданным обстоятельствам главой ордена стал герцог Арас Дитмар.
Никому из моих братьев не передался вместе с кровью дух живого огня, чтобы продолжить династию. Мать была в отчаянии, когда тайна о договоре отца раскрылась, а я до сих пор не понимал, что могло высокородного графа Виса Ларра — моего отца, сподвигнуть присоединиться к тайному обществу. Он всё говорил о связях, о титуле, о том, что это не только честь — присоединиться к высшему сословию и узнать все тайны и интриги империи, но и возможность посвятить себя чему-то грандиозному, став пешкой — или частью, как считал граф — политической лиги. Так или иначе, его взгляды и воззрения, несмотря на то, что сила всё же передалась от него мне, я не разделял. Да и не видел в службе ордену ничего грандиозного — только гонку и борьбу за власть, и с жалостью наблюдал за тем, как высокочтимые герцоги высших кланов поедают и разрушают себя изнутри. Результат один — крах. Стоит одним завладеть лучшим куском земли или получить титул — их ум застилает алчность. Другие же, если не удаётся подняться и набить золотом свои карманы, сводили счёты с жизнью. Но есть иные — те, кто не смог достичь высот, а покончить с собой не хватило духа. Вот они принимали отчаянные меры — шли на предательство и измену. Их ждала самая скверная участь — они становились проклятым самим Духовенством. Лучше уход из жизни, чем измена, чем пойти против его преосвященства...
Я выдохнул и вдруг осознал, что подступил к той грани, за которой следует беспомощная, едкая злость, а за ней комом льда прячется отчаяние. Отчаяние — коварное чувство, оно имеет невыносимую, несовместимую с жизнью, дробящую на части силу. Оно и толкает на безумные поступки. Нарушение клятвы хуже, чем проклятие. Это клеймо, след которого останется даже после смерти. Клятва и я — это одно целое: невозможно вырвать её из себя — за семнадцать лет службы герцогу оно въелось в плоть, срослось с самим сердцем, с душой, пустив в ней глубокие корни.
Диар, конечно, не знает всех этих тонкостей, на неё злиться не стоит. В конце концов, она всего лишь невольница, жертва, игрушка и подстилка герцога, у которой на уме только роскошь и общество. Её слова — не только порождение моих сомнений, внутренних, загнанных на самое дно души стенаний, но и их воплощение, рождённое в её сердце и выпущенное её губами. И, прежде всего, нужно разобраться в себе самому.
Я всё же сделал ещё пару глотков, заглушая бурлящие, распирающие голову мысли. И пока смаковал вино, услышал, что к покоям кто-то подошел, а следом открылись двери.
— Ваше сиятельство, вас ожидает виконт Сайм Берс.
Я дал знак лакею, что иду, вернулся к стеллажу за новой бутылкой и направился к выходу — старый верный друг пришёл вовремя.
