Нулевой Канон - страница 12

Он пошел по улице к своему дому, и паранойя, до этого бывшая лишь фоновым интеллектуальным конструктом, начала обретать плоть и кровь.

Камера наблюдения на углу здания. Он проходил мимо нее тысячи раз, не обращая внимания. Но теперь ему казалось, что ее объектив, похожий на черный, безразличный глаз циклопа, поворачивается вслед за ним. Он ускорил шаг, чувствуя ее взгляд между лопаток.

Он поравнялся с витриной магазина старой электроники, заваленной кинескопами и кассетными деками. На одном из экранов, который до этого показывал лишь белый шум, на секунду промелькнуло его собственное лицо – не отражение, а четкое, зернистое изображение, снятое будто бы той самой камерой с угла. Он резко обернулся. Экран снова показывал помехи. Показалось? Глюк старой техники? Или предупреждение?

Дальше по улице висела огромная голографическая реклама «Нутри-Синтеза». Обычно она показывала улыбающуюся, пышущую здоровьем пару. Но когда Иона проходил мимо, изображение на миг сменилось. Вместо пары появился текст, набранный строгим, минималистичным шрифтом:

«СОМНЕНИЕ – ЭТО СИМПТОМ. МЫ ЗНАЕМ ЛЕКАРСТВО».

Он замер, уставившись на голограмму. Через секунду текст исчез, сменившись стандартной рекламой. Люди вокруг шли, не обращая внимания, их лица были погружены в спокойствие или в экраны их персональных коммуникаторов. Никто, кроме него, этого не видел.

Его сердце забилось быстрее. Это уже не было похоже на совпадение. Система говорила с ним. Не напрямую, не через официальные каналы. Она использовала свой контроль над городской средой, чтобы посылать ему личные, зашифрованные сообщения. Это была демонстрация силы. Напоминание о том, что он под колпаком.

Он дошел до своего подъезда. Двое подростков, сидевших на ступеньках, замолчали, когда он подошел. Они подняли на него глаза, и на мгновение ему показалось, что их взгляды слишком осмысленные, слишком взрослые. Они что-то прошептали друг другу, и в их шепоте Иона отчетливо разобрал одно слово: «Архитектор».

Он почти бегом взлетел по лестнице на свой этаж. Руки слегка дрожали, когда он вставлял ключ в замочную скважину. Весь мир превратился в текст, который был адресован лично ему, и он был его единственным читателем. Каждый взгляд прохожего, каждый обрывок разговора, каждый сбой в работе электроники теперь казался частью одного большого, зловещего послания. Город слушал. Город смотрел. Город говорил с ним.

Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной, тяжело дыша. В квартире было тихо. Кот сидел на своем обычном месте, на стопке книг, и смотрел на него. Но сегодня в его взгляде Ионе почудилось не спокойное знание, а тревожное ожидание.

Иона прошел в комнату. Взгляд его упал на проигрыватель. Пластинка Джона Ли Хукера все еще была там.

«Ты заслужил свои страдания… потому что ты солгал…»

Солгал. Адлер считает, что он солгал себе, прикрывая нарциссизм философией. Но теперь Иона понимал: главная ложь была другой. Он солгал себе, поверив, что может просто уйти. Сбежать. Отключиться.

Нельзя отключиться от системы, которая является воздухом, которым ты дышишь. Нельзя сбежать из тюрьмы, у которой нет стен.

Он подошел к окну и посмотрел на «Башню Рацио». Она по-прежнему возвышалась над городом, величественная и невозмутимая. Но теперь он знал, что на ее безупречной коже есть шрам, стигмат. И эта аномалия каким-то непостижимым образом была связана с ним. Адлер привел его не просто как консультанта. Он привел его, как канарейку в шахту. Чтобы посмотреть, отреагирует ли он на тот яд, который просочился в их идеальный мир.