Нулевой Канон - страница 20

«Архитектор», – прошелестело по кругу.

Из тени отделилась фигура и направилась к нему. Это была молодая женщина с выбритыми висками и татуировкой того самого змея на шее.

«Мы ждали тебя, – сказала она. Ее голос был полон сдержанного восторга. – Зара хочет тебя видеть».

Она повела его через расступившуюся толпу к огню. Жар был сильным, живым. Воздух пах дымом и чем-то сладковатым, похожим на ладан. Рядом с топкой на импровизированном троне из сваренных кусков металла сидел человек.

Он не был похож на лидера террористической ячейки. Он был молод, не больше тридцати, одет в простые рабочие штаны и старую футболку. Его волосы были растрепаны, а в глазах плясали веселые, озорные и в то же время пугающе умные искры. Когда он улыбнулся Ионе, тот почувствовал исходящую от него волну харизмы, такой мощной, что она была почти осязаема.

«Иона Крафт, – сказал он. Его голос был легким и мелодичным, полной противоположностью тяжеловесному баритону Адлера. – Великий деконструктор. Человек, который научил нас, что клетка построена не из стали, а из слов. Присаживайся. Погрейся у нашего скромного очага».

Он указал на пустой ящик рядом с собой.

Иона сел. Он чувствовал себя актером, вышедшим на сцену в середине незнакомой ему пьесы.

«Так это ваших рук дело? – спросил Иона, кивнув в неопределенном направлении, имея в виду хаос в городе. – Весь этот… перформанс?»

«Перформанс! Какое точное слово! – рассмеялся молодой человек. – Да. Это наша небольшая инсталляция на тему „Истинная природа Порядка“. Тебе нравится?»

«Люди страдают», – сказал Иона.

«Конечно, страдают! – воскликнул тот, и его глаза заблестели еще ярче. – Рождение – это всегда страдание. Нельзя вылупиться из яйца, не разбив скорлупу. Мы не приносим им боль, Иона. Мы просто позволяем им почувствовать ту боль, которая уже была в них, которую система Адлера так старательно анестезировала. Мы возвращаем им право на трагедию».

«Зачем?»

«Зачем? – он подался вперед, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Ионы. Жар от огня был не таким сильным, как жар, исходящий от этого человека. – Потому что ты научил нас. Твой „Анти-канон“… это не просто книга, это отмычка. Ты показал, что их Бог Разума – такой же пустой идол, как и все остальные. Но ты остановился. Ты испугался своего же открытия и сбежал. А мы… мы решили довести твою мысль до конца. Если старый Бог умер, а новый Бог – ложь, значит, пришло время человеку самому стать богом. Не в том жалком гуманистическом смысле, о котором лепечет Адлер, а в настоящем, дионисийском! Человеку, который способен смотреть в бездну и смеяться! Человеку, который может танцевать на руинах всех смыслов!»

Он говорил с упоением, со страстью пророка. И люди вокруг слушали его, затаив дыхание, ловя каждое слово. Они не были его последователями. Они были его паствой. Дети Диониса.

«Зови меня Зара», – сказал он, откидываясь назад и снова улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой.

Иона смотрел на него, на этих людей, на огонь, на пляшущие тени. И он понял. Адлер искал «нулевого пациента». Но здесь не было больных. Здесь были верующие. Адлер думал, что борется с терроризмом. Но он столкнулся с новой, молодой, яростной религией.

А ее невольным пророком, ее Мессией, которого они так долго ждали, был он сам. Иона Крафт. Автор священного текста, который он пытался сжечь.

Иона сидел на шатком ящике, и жар от огня заставлял его щуриться. Он смотрел на Зару, пытаясь разглядеть за его сияющей харизмой того «нулевого пациента», о котором говорил Адлер. Но он не видел патологии. Он видел волю – сконцентрированную, веселую и абсолютно безжалостную.