«Откуда ты знаешь?..» – прошептал он.
Зара улыбнулся загадочной, почти лукавой улыбкой. «О, Архитектор, ты недооцениваешь преданность своих учеников. Некоторые вещи не горят».
Он отошел от Ионы и взошел на свой трон. Огонь позади него обрамлял его фигуру, делая его похожим на языческого бога.
«Сегодня мы лишь качнули их башню. Показали им, что их порядок стоит на песке. Но это только начало. Мы разрушим их иллюзию Комфорта до основания. Мы вернем в этот город страх, и трагедию, и экстаз. Мы устроим великий пожар, в котором сгорит все слабое, больное и отжившее. И на пепелище этого мира мы будем танцевать. Мы родим нового человека. Сверхчеловека, о котором ты лишь осмелился мечтать в своих книгах».
Он замолчал, и наступила тишина, наполненная треском огня и тяжелым дыханием его паствы.
Иона смотрел на него и понимал. Зара не был просто сумасшедшим фанатиком. Он был художником, который выбрал в качестве холста целый город, а в качестве красок – человеческие души. Он был самым гениальным, самым последовательным и самым чудовищным интерпретатором его работы, какого только можно было вообразить. Он взял текст Ионы, который был актом тотального сомнения, и превратил его в догму абсолютной веры.
«Ты чудовище», – тихо сказал Иона.
Зара услышал его. Он снова улыбнулся, но на этот раз в его улыбке не было веселья.
«Конечно, – ответил он. – Чтобы родилась танцующая звезда, в душе должен быть хаос. Ты сам это написал».
Иона покинул котельную, как человек, вынырнувший из горячечного сна в холодную, трезвую реальность ночного города. В ушах все еще звучал страстный, убежденный голос Зары, а перед глазами стояло пламя, пляшущее на восторженных лицах его последователей. Воздух «Лимбо», еще недавно казавшийся удушливым от паранойи, теперь воспринимался как спасительный глоток прохлады.
Он шел по пустынным улицам, не разбирая дороги. Его разум лихорадочно пытался сложить воедино две половинки одной расколотой картины.
С одной стороны был Арно Адлер. Человек науки, верховный жрец храма Разума. Для него «Анти-канон», или, точнее, то явление, которое он породил, был болезнью. Опасной мутацией в коллективном сознании, рецидивом древнего невроза. Он видел в Ионе специалиста по патогенам, которого наняли, чтобы изучить вирус под микроскопом, понять его структуру и помочь создать вакцину. Для Адлера текст Ионы был симптомом, историей болезни, которую нужно было понять, чтобы изолировать и вылечить ее носителя. Он хотел препарировать текст, чтобы убить его дух.
С другой стороны был Зара. Человек веры, харизматичный пророк новой, жестокой религии. Для него «Анти-канон» был священным писанием, откровением, евангелием. Он видел в Ионе невольного мессию, который принес в мир истину, но сам испугался ее света. Он и его «Дети Диониса» не анализировали текст. Они толковали его. Они превратили его в догму, в призыв к действию, в оправдание своего священного джихада против иллюзии Комфорта. Они хотели воплотить текст в жизнь, не заботясь о том, сколько жизней будет принесено в жертву этому воплощению.
Иона остановился посреди пустой площади. Он посмотрел налево, в сторону сияющей «Башни Рацио», – крепости логики, порядка и тотального контроля. Затем направо, в сторону темных промышленных зон, где в заброшенной котельной горел языческий костер.
Он оказался между двумя жерновами.
