– Я не могу… твоя мать…
– Мама сказала, что сегодня постится, – солгал Агниш, чувствуя, как у него сводит живот от голода.
Тайсо медленно потянулся к хлебу, но вдруг остановился. Его рука дрожала, как тростинка на ветру.
– Почему? – прошептал он. – После всего, что они говорят о тебе…
Вдали завыл ветер, принося обрывки песен из деревни – сегодня праздновали первое за много месяцев полное ведро воды из колодца. Никто не заметил отсутствия Агниша и его матери.
Мальчик посмотрел на девочку. Ее крошечная ручка сжимала край одеяния деда, даже во сне не отпуская.
– Она похожа на ту птичку, – неожиданно сказал Агниш.
– Какую?
– Которая жила у нас в хижине прошлой зимой. С подбитым крылом.
Он помнил, как мать отдавала последние зернышки проса той маленькой птахе, хотя они сами сидели без хлеба три дня. Помнил, как птица, выздоровев, билась о ставни, рвясь на волю.
– Мама тогда сказала, что добро – как уголь.
Агниш поднял ладонь, где светился знак.
– Кажется холодным, но внутри хранит огонь.
Тайсо вдруг закашлялся – сухие, надрывные звуки, от которых девочка нахмурилась во сне. Когда приступ прошел, в его ладони осталось кровавое пятно.
Старик быстро сжал кулак, но Агниш уже видел.
– Ешьте, – настойчиво повторил мальчик, вкладывая хлеб в дрожащие пальцы старика. – Для нее.
Тайсо медленно поднес хлеб ко рту. Первый крошечный кусочек. Потом второй. Вдруг его плечи затряслись – старик плакал, бесшумно, чтобы не разбудить внучку, слезы оставляли чистые дорожки на его запыленном лице.
Агниш смотрел, как свет от его ладони мягко освещает эту сцену. Он вдруг понял – знак горит ярче, чем обычно. Тепло разливалось по руке, но не обжигало.
– Спасибо, – прошептал Тайсо.
– Это не я, – покачал головой Агниш. – Это огонь. Он… он так умеет.
За окном ветер разогнал тучи. Лунный свет хлынул в хижину, упав на троих людей, деливших последний хлеб.
А где-то далеко, на краю деревни, в очаге старого Вэя, потухшие угли внезапно вспыхнули на мгновение – ярко-синим пламенем.
Агниш ворочался на жесткой циновке, его сон был беспокойным. На улице завывал ветер, гоняя по пыльным улицам клубы раскаленного воздуха.
Во сне он стоял посреди бескрайней равнины, покрытой пеплом. Серое небо тяжело нависало над головой, но на горизонте – там, где земля встречалась с небом – плясало пламя.
Не обычный огонь, а живое существо. Оно извивалось, как язык гигантского зверя, рисуя в воздухе замысловатые узоры.
"Агниш…"
Голос звучал не снаружи, а изнутри, будто само пламя говорило с ним через кровь в жилах.
Мальчик сделал шаг вперед. Пепок под ногами был теплым, почти горячим, но не обжигал. С каждым шагом знак на его ладони начинал пульсировать в такт танцу далекого огня.
"Ближе…"
Он побежал. Ноги увязали в золе, но странное чувство звало его вперед. Пламя на горизонте росло, принимая форму…
Ворот.
Огненных врат, высоких как храм, из которых тянулись руки – сотни, тысячи рук из живого пламени. Они манили его, звали, шептали обещания:
"Ты больше никогда не будешь голоден…""Мы покажем тебе, кто ты…" "Мы научим тебя гореть…"
Агниш протянул руку. Еще немного – и его пальцы коснутся…
Боль.
Острая, режущая. Он вскрикнул и отдернул руку. На ладони, прямо посередине знака, дымилась маленькая черная метка – как от прикосновения раскаленного железа.
Пламя заворчало, зашипело:
"Когда железные птицы закроют солнце…""Ты еще не готов…" "Но мы придем…"
