Начался июнь, ветреный и холодный, и казалось, будто май и не заканчивался, и «черемуховые» холода вместе с «сиреневыми» пришли по второму и третьему кругу.
Катя подумала тогда: «Бессезонье какое-то…»
И правда, на календаре был уже июнь, а на улице – не то ранняя осень, не то поздняя холодная весна. Дни ее тянулись, один похожий на другой, ничем не запоминаясь. Утром Катя просыпалась и в первые секунды по привычке чувствовала себя счастливой: ей даже чудилось, что на ресницах играют солнечные лучики. Однако она открывала глаза, и снова видела серое небо, ветку тополя, царапающую оконное стекло, и промозглую спальню, почему-то переставшую в последнее время быть уютной и теплой. Настроение ее вмиг становилось мрачным, и Катя, злясь на весь мир, вытаскивала себя из-под одеяла и шла в ванную, чтобы хоть немного согреть не столько тело, сколько душу. Долго-долго, целую вечность стояла она под горячими струйками, но все никак не могла согреться: несмотря на то, что Катя вовсе не отличалась крупным сложением, этих тонких струек не хватало, чтобы обнять ее сразу всю. Поэтому она поворачивалась то одним боком, то другим, но, пока грелся один бок, второй от холода успевал покрыться мелкими противными пупырками. Почему-то в ванной, несмотря на наличие в кране горячей воды, было холодно. Катя долго не могла понять, в чем тут дело, пока не догадалась потрогать полотенцесушитель: он оказался ледяным.
Что-то случилось с трубами, догадалась Катя и даже позвонила в ЖЭУ по знакомому с детства номеру телефона. К ее удивлению, трубку сняли и, выслушав, пообещали прислать слесаря. Только стоить это будет, сказали в трубке, вот столько. И назвали сумму, равную половине Катиной зарплаты. Зарплаты, если бы она у нее была.
В марте Катя осталась без работы: в редакции газеты «Утренний город», где она трудилась корректором, прошло сокращение штатов. Новый главный редактор, строивший из себя современно мыслящего бизнесмена, решил избавиться от двух сотрудниц отдела корректоров – Кати и еще одной девушки, имеющей, как ни парадоксально, профильное филологическое образование, в отличие от старших по возрасту и, безусловно, опытных, но при этом обладающих знаниями в объеме средней школы, сотрудников. Мотивировал он столь мудрое решение тем, что, дескать, молодым проще будет найти себе другую работу.
Этот упырь не посчитался ни с тем, что обе были добросовестными и грамотными работниками, ни даже с памятью покойного Катиного отца, известного в городе журналиста Николая Мороза, который скончался за несколько лет до этого, и под чьим руководством этот самый новый главный начинал когда-то свою трудовую биографию.
Пряча глаза, он произнес несколько дежурных фраз о производственной необходимости и технологической перестройке процесса верстки, добавив в конце, что не оставит Катю без выходного пособия. Удивленно подняв ровные темные брови, Катя, студентка третьего курса заочного отделения Томского юридического университета, надменно спросила:
– А что, Анатолий Анатольевич, вы полагаете, могло быть иначе?
– Да! – агрессивно воскликнул тот, явно пытаясь вывести Катю на скандал. – Могло! Я мог уволить тебя по статье!
Ей хотелось схватить с огромного редакторского стола подарок мэра -тяжеленный письменный прибор, сотворенный из какого-то розового камня уральскими мастерами, – и разбить о его голову с грязноватыми зачесанными назад волосами. Ну или голову разбить прибором, это уж как фишка ляжет. Однако вопреки этому страстному желанию, Катя, в секунду превратившись одновременно в Снежную Королеву и королеву английскую, еще более надменно и презрительно ответила:
