В дохристианскую эпоху Бог оставил людей во власти их чувственных страстей, дабы показать, что вечная жизнь обретается не человеческими силами и заслугами, но исключительно по божественному милосердию. Нравственные достоинства христиан автор послания описывает яркими красками. Их образ жизни вызывает восхищение и выделяется своей исключительностью. Они живут в своем отечестве, как чужестранцы; участвуют во всех делах, как граждане, и терпят все, как пришельцы. Для них любая чужая земля – отечество, а любое отечество – чужая земля. Они вступают в брак, как все, рождают детей, но не выбрасывают новорожденных. Они разделяют трапезу, но не жен. Они пребывают на земле, но их жизнь – на небесах. Они подчиняются существующим законам, но своей жизнью превосходят их. Они любят всех, а их самих преследуют. Их не знают, но осуждают. Их убивают, а они живут. Они бедны, но обогащают многих. Что душа в теле, то христиане в мире.
Причина такого образа жизни – в любви Божией, явленной через послание Логоса, Творца мира (τεχνίτης καὶ δημιουργὸς τῶν ὅλων), Который непрестанно рождается в сердцах святых (πάντοτε νέος ἐν ἁγίων καρδίαις γεννώμενος). Логос есть «художник и создатель всего, чьи таинства верно хранят все стихии» (гл. 7).
Стремление так называемых гностиков перейти от христианской веры к христианскому знанию стало первой попыткой создания христианской религиозной философии. Однако форма гностических спекуляций – не чистый концепт, а фантастическое представление, гипостазирующее отдельные моменты религиозного процесса в виде вымышленных личностей, так что сложилась христианская (или, точнее, полухристианская) мифология, под покровом которой скрывались зачатки историко-философского понимания христианства.
Речь шла, во-первых, об отношении христианства к иудаизму, где практическая позиция ультрапаулинизма по отношению к иудаизму обрела теоретико-богословское выражение; во-вторых – об отношении христианства к язычеству, особенно к эллинизму. Представления гностиков заимствованы частично из Ветхого Завета и специфически христианских источников, частично – из эллинских и вообще языческих, включая восточные. В зависимости от этих связей различаются этапы и формы гностицизма, развивавшегося от простых начал к сложным системам.
Отделение христианства от иудаизма проявляется во все более резкой форме в учениях Керинфа, Кердона и Сатурнина, которые противопоставляли Бога, проповеданного Моисеем и пророками, Богу – Отцу Иисуса Христа. Маркион, враждебный всякой внешней законности, полностью изолировал христианство как абсолютную, самодостаточную религию, лишенную предпосылок, от ветхозаветного откровения, чей автор казался ему лишь справедливым, но не благым существом.
На язычество опирались и отчасти ориентировались на его отношение к христианству:
– Карпократ – христианско-платонический универсалист;
– офиты (наассены) и ператы, видевшие в змее мудрое и доброе существо;
– сириец Василид, помещавший высшие божественные силы в надмирное пространство, отводивший почитаемому иудеями Богу ограниченную сферу власти, а людей, верующих во Христа, просвещаемых и обращаемых Евангелием, исходящим от высшего Бога;
– наконец, Валентин и его последователи, чья гностическая система, обусловленная эллинизмом и парсизмом, учила об эманации из Праотца божественных надмирных эонов (гипостазированных сил, причастных Божеству и Его вечности), составляющих плерому. Последний из эонов, София, из-за неумеренного стремления к Праотцу впала в страдание, породив низшую мудрость – Ахамот, пребывающую вне плеромы, а также психическое и телесное начало вместе с Демиургом. Согласно этой системе, произошло троякое искупление:
