– Из глубины возвах к Тебе Господи, Господи, услыши глас мой… со пророком Захариею возопиим, – голос диакона утончился и пронзительным воплем вознёсся ввысь. Отец положил руку на плечо Марчика:
– Приготовься, сейчас после слов о въезде Иисуса в Иерусалим верхом на жеребчике, то есть на молодом осле, будет гиперпрыжок в наш Скитающийся Иерусалим. Каждый год координаты для него выбираются разные.
Диакон же продолжал:
– Яко се Царь твой грядет тебе кроток и спасаяяй, и вседый на жребя осле…
Сверкающий звёздный узор на куполе мгновенно поменялся. Там и сям стали появляться серебристые монетки, которые, если присмотреться, были не круглые, а овальные, яйцо.
– Задержки в полсекунды, – одобрительно кивнул папа. – Это ковчеги нашей Церкви. Одновременно прыгать в одно место опасно, поэтому очерёдность…
Договорить он не успел – под звёздным куполом разнеслось торжественное:
– Осанна в вышних, благословен грядый Царь Израилев!
Пел хор, пели мама и папа, и весь народ – и звёзды долго дрожали в послезвонии голосов.
* * *
Наступила Страстная седмица. Впервые Марчик, как взрослый, отстоял канон Андрея Критского и впервые исповедался. С перечислением грехов вышла заминка, не мог мальчик вспомнить ничего плохого.
– Каюсь, – обрадовался он, – папу и маму обманывал, прятался на техническом ярусе. И Кузю обманывал.
– Осуждал ли кого? – строго вопросил пресвитер.
– Маму осуждал, что она дабл. А ещё я рассуща, сплю во сне.
Пресвитер вздохнул и накрыл голову ребёнка епитрахилью, отпуская «вся согрешения».
Пасха наступила как-то буднично. Ещё одна всенощная в череде долгих служб. Крестный ход многоголовой змейкой обернулся вокруг храма, Царские врата распахнулись. «Христос воскресе!» – эхом зазвучало отовсюду. Одновременно ковчеги над головой, за куполом, озарились многоцветием. В звёздном пространстве висели теперь «водрузивые на ничесомже» исполинские пасхальные яйца. У каждого была своя раскраска, придуманная лучшими дизайнерами.
– Смотри, вон то самое яркое яйцо – это «Вифлеем», – объяснял Марчику папа. – На гербе этого ковчега изображена звезда, поэтому он такой лучезарный. А у того, который чешуёй серебрится, на гербе три рыбы, это «Капернаум». У «Хеврона» на гербе дерево, поэтому он зелёный. А вон светло-коричневый, в рубчиках, как хлебная плетёнка – это «Эммаус». В Евангелии сказано, что близ города Эммаус Христос последний раз явился ученикам, разломил с ними хлеб и вознёсся. И на гербе ковчега два куска хлеба – для вкушения в земной жизни и в небесной.
– А «Иерусалим» какого цвета? – спросил мальчик про единственный город из Священной Истории, название которого знал.
– Ковчега с таким именем не существует, потому что у нас есть кочующий Иерусалим – это все ковчеги вместе. Если верить пророчествам, то в будущем святой град утвердится в одном месте, на обетованной планете. Но где эта планета находится, пока никто не знает.
Наутро литургия в «Назарете» была немноголюдной, в храм пришло человек тридцать. Остальные отправились на «Хеврон», самый большой по размерам ковчег, где проходила главная, соборная служба. Мама вернулась оттуда оживлённая, успевшая разговеться с хевронскими друзьями ботаниками. «Ну, почему я вышла замуж не туда? – шутливо подначивала она мужа. – Ох, какой там ботанический сад!»
* * *
В Светлый Понедельник Марчику дали выспаться до полудня. Кибер не стал мытарить вопросами о виденных снах, лишь напомнил, что сегодня важный день, сретение нового насельника из ковчега «Кана Галилейская».
