Тетя Аргини хоть и приходилась сестрой тете Марьете, совсем не походила на нее. Высокая, стройная, с добрыми черными глазами, руками, мягкими, как шелк, она всегда улыбалась и никогда не хмурилась – двум братьям и двум сестрам она казалась настоящим венцом красоты.
На ней было коричневое платье с желтым воротником, открытое на шее, и соломенная шляпка с широкими полями, сбоку на шляпке примостился букетик полевых цветов. Она улыбалась то Александре, то Александру, ласково, как мать, уголком рта.
Тетя Марьета, уже без перчаток и шляпы, покачивалась в кресле и недобрым словом поминала дороговизну лавок, где ей в очередной раз пришлось покупать обувку этому рвачу ботиночному, Антонису – тот опять продырявил свои башмаки, а ведь еще и месяца не прошло.
Ботиночный рвач в это время как раз вышел на веранду, в предательски протертых на носках ботинках, и прежде, чем он успел отойти в сторону и обнаружить, что за ним крадется Пулудья, тетя Марьета схватила его за ногу и показала тете Аргини:
– Видишь? Таким коням нужны железные копыта!
Тетя Аргини слегка улыбнулась Пулудье, чтобы та осмелилась отклеиться от ручки стеклянной двери, одновременно она протянула руку, чтобы обнять Антониса, и ласково сказала ему:
– Конечно же нет, бедняжка! Просто скажи сапожнику приделать тебе железку на носок, как я делаю для своих мальчиков, особенно для Янниса, ведь он такой же рвач.
И она улыбнулась Яннису так, что Пулудье показалось, что слово «рвач» внезапно зазвучало ласково.
– Я вот, – говорила тем же вечером Александра братьям и сестре, – если бы у меня была мамой тетя Аргини, – всегда бы вела себя хорошо, чтобы ее не огорчать. А этот Яннис такой большой, а все время бедокурит.
– Откуда ты знаешь? – спросил Антонис, чувствуя, что престиж мальчишества находится в опасности.
– Я видела! – ответила Александра. – Сначала он порвал штаны и все время стоял у стены, чтобы никто не увидел, и чтобы мама его не заругала. Но я-то поняла. А когда он отошел от стены, я и увидела!
– Яннис бы своей мамы не побоялся, она его никогда не отругает, – мрачно сказала Пулудья.
– Откуда ты знаешь? – снова спросил Антонис, злясь на то, что девочки что-то заметили, а он упустил.
– Знаю! – сказала Пулудья, тряхнув взлохмаченной головой.
– Ничего ты не знаешь! Ты даже не говорила с Яннисом!
– Нет, но я видела, как на него смотрела тетя Аргини.
– Чушь! Ничего ты не видела!
– Я тоже видела, – сказала Александра, – и знаю, что Яннис очень плохой мальчик! У него были настолько грязные руки, что он прятал их за спину, его пальцы все время шевелились, он все время колупал ими стену веранды, а потом еще тер об штукатурку руки, чтобы оттереть пятна и чернила.
– Откуда ты знаешь? – спросил Антонис, раздражаясь еще сильнее. – У него же руки были за спиной!
– Я нет-нет да и видела, как из-за спины у него падают пыль и камешки. А когда он ушел, я подошла, глянула на стену и увидела, что он ее всю расковырял. И там были черные следы от пальцев.
Дело принимало интересный оборот. Антонис прекратил свои нападки.
– И что сказала тетя Марьета? – спросил он.
– Она этого не заметила. Она туда не смотрела. И уже смеркалось, когда они ушли. Но завтра она увидит и скажет, что это сделал ты!
Антонис молчал.
Пулудья обеспокоенно посмотрела на него.
– Что будешь делать, Антонис?
– Я скажу ей, что я этого не делал.
– Она тебе не поверит! Скажи ей правду, что это Яннис сделал.
