После триумфа солянки – а именно того момента, когда даже Геннадий втайне налил себе добавку – в воздухе повисла не просто еда, а надежда.
Ингрид Свенссон встала, вытерла ложку о протокол и сказала:
– Коллеги, мы только что сделали невозможное. Мы сварили международный суп. Не отравились. Не поссорились. Даже съели.
Все захлопали. Даже турецкий наблюдатель сделал знак в воздухе, означающий “вкусно, но непонятно”.
– И теперь, – продолжила Ингрид, – я предлагаю создать «Поваренную книгу мира». Один том. Все нации. Без споров. С рецептами, в которых – не только кухня, но и душа.
– Идея неплохая, – осторожно заметил Олег Аркадьевич, – но кто будет главным редактором? Мы все не в состоянии договориться даже о температуре кипения.
– У нас будет коллективный подход. Без цензуры. Каждая страна даёт один рецепт – с историей. И пояснением, как это связано с миром.
Алекс-ТикТок уже записывал:
– А можно формат: название, состав, философия, TikTok-версия и мем?
– Только если без кетчупа, – вставила Тамара Ивановна строго.
Янек взял бумагу и быстро накидал пример: блюдо: Селёдка под шубой; страна: Польша (в гостях у соседей); философия: Иногда то, что сверху – не отражает сути; история: Родилась в споре между тёщей и демократией; мирная функция: Объединяет людей, делящих одну вилку.
– Вот это – уже дипломатия! – восхитилась Ингрид. – Еда как анекдот, но со смыслом!
Геннадий Петрович задумался:
– Хорошо, допустим. Я предложу щи. Простые. Без изысков. Без претензий. Как гражданский нейтралитет.
– Только без капусты! – среагировал Степан Васильевич. – Мы на этом уже сегодня прогорели.
– Щи без капусты – это просто грустная вода! – возмутился Геннадий. – А тогда и мир без контекста – пустая болтовня!
– И всё же, – вмешалась Ингрид, – мы столкнулись с проблемой.
Все напряглись.
– Мы должны написать историю каждого блюда. А значит… начнётся спор о происхождении.
– Уже начался! – крикнул Алекс. – У меня есть видео, где бабушка с Ужгорода готовит борщ в гуцульском стиле. Под ним комментарии: “Это из Тулы!”
– У нас есть музей, где пирожки официально признаны достоянием советского народного строительства! – возразил Геннадий.
– А у нас пирожки подают в Лондоне как “украинские hand-pies” – с уклоном в крафт! – вмешался Степан.
– Что, если не указывать страну, а просто писать: “рецепт передан с любовью через границу” ? – предложила Ингрид.
– Нет! – почти хором закричали все.
– Указывать! Иначе потом опять будет: "А вот это блюдо кто придумал?" – Геннадий аж покраснел.
– А может, укажем несколько стран? – дипломатично вставил Янек. – Например, “вареники: коллективная мудрость Восточной Европы с оттенком латентной обиды”.
– Или “оливье: бывшая имперская салатная модель, адаптированная под нынешние реалии”. – добавил Алекс.
Вспыхнула живая дискуссия:
– А где родился хрен?
– Кто первым жарил лук?
– Как назвать сырники, чтобы не было войны?
– Можно ли использовать слово «настоящий» без санкций?
Тамара Ивановна хлопнула по столу ложкой:
– Если мы не можем договориться, чья капуста, то какая же мы кухня мира?
И тут неожиданно заговорил швейцарский бармен, который до этого момента молча разливал чай:
– У нас в Швейцарии три языка, четыре кухни и сорок два вида сыра. И мы всё это кладём в один фондю. Не спорим, чьё. Главное – не обжечься.
Тишина. Все переварили. Не фондю. Мысль.
– Так и запишем, – кивнула Ингрид. – “Если не можешь определить, чей рецепт – значит, он общий.”
