Тамара вздохнула:
– Раньше всё проще было. Вареники. Борщ. Чай. А теперь – символы, формы, философия…
– Символизм съедобного – главный тренд дипломатии, – вставила Ингрид. – И пусть пирог несъедобен, зато он подписан всеми сердцами.
Олег обвёл глазами стол и заметил:
– Знаете, а ведь это лучше любого протокола. Мы впервые все сделали что-то вместе. Пусть ужасное – но вместе.
– И это уже шаг к миру, – согласился Янек.
Пирог отправили в холодильник. В знак того, что даже самые спорные идеи можно… ну, хотя бы охладить.
На последней странице отчёта Ингрид написала:
«Мир – это пирог, испечённый на сомнительном тесте, но с честным желанием накормить».
Глава 4: Переводчики, проблемы и полиглоты
– Коллеги, предлагаю перейти к утверждению параграфов соглашения, – торжественно произнесла Ингрид Свенссон, раскрыв увесистую папку с надписью: «Предфинальные финальности».
Геннадий Петрович, уже потягивая компот из сушёных яблок, отозвался:
– Давайте. Я вчера допоздна редактировал. Там теперь всё чётко, логично и с формулой энергетической обнимки.
– Отлично. Тогда начнём с абзаца про «взаимное уважение национального суверенитета»… – начала Ингрид, глядя на шведский перевод.
– Стоп. – вмешался Степан Васильевич, вцепившись глазами в украинскую версию. – Тут написано: «Степан Васильевич искренне поддерживает расширение НАТО до самой кухни».
Мгновенная тишина. Только швейцарский бармен случайно уронил ложку.
– Этого я не говорил! – завопил Степан. – Я говорил, что у нас кухня широкая, но не настолько!
– А у меня, – пробормотал Геннадий, заглядывая в русскую версию, – написано: «Геннадий Петрович признаёт борщ украинским и отказывается от всех претензий».
– Это что за клевета? Я такого даже в шутку не произносил!
Ингрид молча пролистала документы и побледнела.
– Уважаемые… у нас три версии протокола, и все – разные.
– А кто переводил? – сурово спросил Янек. – Мы договаривались: никакой Google Translate!
– У нас был сертифицированный переводчик, – попыталась оправдаться Ингрид. – Но… он по совместительству работает драматургом в Женевском театре.
– Это многое объясняет, – мрачно сказал Олег. – Вот почему в моей речи в пункте о гуманитарной поддержке стоит фраза: «И пусть рассвет новой дружбы взойдёт над тарелкой холодца…»
– У нас, – встрял турецкий наблюдатель, – стоит вообще что-то странное. В нашем переводе параграф про мир звучит как «Все договорились не драться, но если что – фисташки бесплатны».
– Так! – закричала Тамара Ивановна. – Я читаю французскую версию и не узнаю себя!
Вместо «Домашняя дипломатия начинается с чая» тут написано: «Тамара Ивановна требует признания пирожков как культурного оружия».
– Да это не просто ошибка, это… – Степан замер. – Это саботаж!
В этот момент дверь зала распахнулась и вошёл тот самый переводчик – Константин Львович, в свитере с высоким воротом, с томиком Чехова в руках и шарфом, повязанным так, как будто он спасался от революции в собственных мыслях.
– А вот и вы! – вскричала Ингрид. – Как вы это объясните?
– Простите, я творец, – с лёгким поклоном начал он. – Я пытался придать вашим переговорам немного души. Ну, вы же не хотите просто “технический перевод”, как на стиральной машине?
– Да нам бы хотя бы как на микроволновке! – заорал Геннадий. – Там хотя бы “Подогрев. Разморозка. Мир” – всё понятно!
– Я пытался создать текст, в котором чувствуется… борьба, надежда, утро в степи!
