Вдруг она резко вскрикнула и отдернула руку. Порезалась о скрытый в земле острый камень или осколок. Темная кровь выступила на грязном пальце. Она судорожно прижала ранку к юбке, лицо исказила гримаса боли.
Инстинктивно, еще не осознавая, Алексей протянул свою тряпку – жалкий клочок, который он использовал, чтобы вытирать пот.
«Держи,» – прохрипел он.
Лия вздрогнула, как пойманный зайчонок, и резко подняла на него глаза. Большие, темные глаза, полные страха и… удивления. Она оглянулась на Бориса, который был далеко, потом снова на Алексея. Страх в ее взгляде боролся с недоверием.
«Зачем?» – прошептала она, не беря тряпку. «Тебя и так… из-за вчерашнего…»
«Все равно уже избили,» – усмехнулся Алексей горько. «А кровь остановить надо. Земля грязная.»
Она колебалась еще мгновение, потом быстрым движением схватила тряпку и прижала к порезу. Кровь сразу пропитала грязную ткань.
«Спасибо,» – пробормотала она, опустив глаза. «Но… не надо больше. Не высовывайся. Себе дороже. И… другим.» Она кивнула в сторону других крестьян, которые украдкой наблюдали за ними.
«Потому что я – грязь?» – спросил Алексей, и в его голосе прозвучала горечь, которую он не смог сдержать.
Лия взглянула на него снова. В ее глазах мелькнуло что-то сложное – не осуждение, а скорее… понимание? Жестокое понимание правил игры.
«Потому что правила такие,» – тихо сказала она. «Нарушаешь – бьют. Выискивают. Убивают. Как твоего брата Якова.» Она замолчала, снова уткнувшись в грядку, как будто не произносила этих страшных слов. «Лучше молчи. Работай. Молись Тьме, чтобы пронесло.»
Якова… Имя брата, которого забрали в солдаты. Убит. Скорее всего, убит. Алексей почувствовал новый виток ненависти, холодной и острой. Правила. Правила, написанные кровью и поддерживаемые страхом. Правила, по которым его жизнь, жизнь Лии, жизнь старика – ничего не стоили.
Он снова погрузился в работу, но теперь краем глаза следил за Лией. Она была осторожна, как дикий зверек, каждые несколько минут оглядываясь, прислушиваясь к звукам. Но в моменты, когда думала, что на нее не смотрят, в ее позе проступала не только усталость, но и какая-то внутренняя упругость, сила, не до конца сломленная. Она напоминала травинку, пробивающуюся сквозь асфальт. Хрупкую, но упорную.
Полдень. Короткий перерыв. Жидкая похлебка из брюквы и какой-то травы, без мяса, почти без соли. Кусок черствого хлеба. Алексей, из-за вчерашнего наказания, получил только половину порции. Голод сводил желудок судорогой. Он сидел на корточках у края поля, жадно хлебая похлебку прямо из миски, не обращая внимания на ее вкус. Лия сидела неподалеку, спиной к нему, съежившись. Другие крестьяне держались от него подальше.
Внезапно на дороге, ведущей к усадьбе барона, показалась пыль. Потом послышался топот копыт и звон металла. Все замерли, миски застыли на полпути ко рту. Даже Борис перестал жевать и настороженно вытянул шею.
Из-за поворота вылетели всадники. Человек десять. Впереди – молодой парень на крупном вороном жеребце. Парень был одет не как простой рыцарь – в тонкий, расшитый камзол, поверх которого был накинут короткий плащ из темно-синего бархата. Лицо – красивое, но холодное, с высокомерно поднятым подбородком. Волосы – светлые, аккуратно подстриженные. Артур. Сын барона Годрика.
За ним скакали рыцари в добротных кольчугах и нагрудниках, с мечами на поясах. Их лица были жесткими, профессиональными. Они смотрели на поле и крестьян с таким же отстраненным презрением, как на скот.
