Письмо к тебе - страница 4

Я уходила из этой квартиры, оставляя за собой след пустоты. Дверь закрылась тихо, но в этот момент что-то внутри меня разорвалось с грохотом.

– Все будет хорошо, – говорила я себе, перетаскивая коробки с вещами.

– Все будет хорошо, – шептала любовь, провожая меня взглядом.

Она осталась там, в прошлом. Осталась в чашках с недопитым чаем, в отпечатках наших шагов на деревянном полу, в теплых вечерах, когда мы сидели на кухне и говорили обо всем.

Теперь ее здесь больше нет.

Но есть я.

И, значит, впереди будет новая глава.

Я уже предчувствую что-то неладное, холод поселился в нашем доме. Сегодня дом дышал иначе. Воздух казался вязким, как будто комнаты были изнутри затянуты тонким льдом. Я двигалась осторожно, как будто каждое моё слово, каждый шаг могли спровоцировать лавину. Мы всё ещё жили вместе, но не вместе. Я чувствовала это всем телом. Он молчал. Не просто молчал – отстранялся. Тепло, к которому я привыкла, исчезло. Оно не испарилось, не ушло на цыпочках, как уходят по-настоящему сильные чувства. Оно растворилось в быту, в недосказанностях, в том, что мы стали ложиться спать спиной друг к другу. Я не могла понять, когда всё начало рушиться. Возможно, тогда, когда мы перестали смеяться над одними и теми же глупыми шутками. Когда «доброе утро» стало звучать формально, а «я люблю тебя» – всё реже. Или когда я начала считать, сколько раз в день он берёт в руки телефон и не смотрит мне в глаза. Он пил кофе молча. Я тоже. И между нами не было тишины – между нами был лёд.

Я собрала вещи быстро. Не потому, что спешила уйти, а потому что не хотела лишний раз задерживать взгляд на тех мелочах, которые когда-то наполняли дом теплом. Зеркало в прихожей, в которое он всегда смотрелся перед выходом. Шарф на крючке у двери, пахнущий его одеколоном. Вещи, которые я когда-то выбирала с любовью, теперь казались холодными, как стены этого дома. Я переехала к маме. Плакала. Много. Громко, не стесняясь. Но где-то глубоко внутри уже знала – всё будет хорошо. Будет обязательно. Но не сейчас. Сейчас я разбита.

Я вяжу. Петля за петлёй, ряд за рядом, как будто с каждой новой игрушкой зашиваю свои раны. Готовлюсь к ярмарке. Пряжа в руках становится чем-то большим, чем просто материал. Она – моя терапия. Люди поддерживают, пишут тёплые слова, обнимают, присылают свои истории. И я понимаю – я не одна. Нас много. И это немного облегчает боль. Я пишу ему письмо. Не сообщение. Не записку. Настоящее письмо, от руки, будто каждое слово – отпечаток моего сердца. Я не знаю, прочитает ли он его. Может, выкинет. Может, даже не заметит. Но это уже неважно. Мне нужно было выговориться. Мне нужно было сказать, как сильно болит, как я пыталась, как надеялась. Как всё рушилось, а я держалась до последнего. Я оставила письмо на столе. Всё это как прощание. Мягкое, беззвучное, полное сожалений. Теперь – всё. Я вышла из квартиры, закрыла дверь и впервые за долгое время почувствовала, как снова могу дышать.

Утро началось с объятий. Подруги буквально вытащили меня из кровати, как будто знали: если не сделать этого сейчас, я снова утону в одеяле и собственных мыслях. Мы загрузили вещи в багажник, врубили плейлист из старых добрых хитов, и поехали в Псков. Дорога шла сквозь июльское солнце и ветер, через поля и маленькие деревушки. А внутри машины звучали голоса – звонкие, живые, те, что вытаскивают тебя на свет из самой тёмной ямы. Мы пели во весь голос, даже когда путались в словах. Мы смеялись до слёз, а я ловила себя на том, что снова чувствую что-то похожее на радость. Но за этим весельем пряталась тень. Она сидела рядом, молчаливая, и напоминала о себе в каждый момент тишины. Я старалась не заглядывать в неё. Просто быть здесь и сейчас. С девочками. С кофе в руках, с волосами, развевающимися из-за открытого окна, с этой лёгкой усталостью дороги, которая приятнее, чем боль в груди. Мы доехали к обеду. Псков встретил нас тишиной и прохладой. Я улыбалась, но в каждом моем взгляде был шепот: «Мне сейчас так тяжело