Последние цезари Византии - страница 5

Затем возвращение в Константинополь было отпраздновано как начало новой империи, и Палеолог пожелал повторить церемонию своего коронования в соборе Святой Софии. Ослепленный блеском своего восстановления и почтительным отношением амбициозного коллеги Иоанна Ласкариса, патриарх позволил себя убедить, что это новое коронование никоим образом не нарушает права его законного государя, и вновь возложил диадему на голову императора. Замыслы Палеолога, осуществляемые с терпением и хитростью, приближались к своему завершению. Он постепенно уничтожил почести Ласкариса, стер его имя из государственных актов и, наконец, устранил все опоры, которые этот августейший ребенок мог найти в своей семье. Из пяти сестер, старших его по возрасту, две уже были выданы замуж за иностранных принцев. Для трех остальных он выбрал вельмож знатного происхождения, но слишком слабых, чтобы опасаться их мести. Лишив молодого принца всякого уважения и поддержки, чьи права все еще сохранялись в памяти народа, он решил обеспечить себе владение троном и приказал лишить его зрения. Вместо того чтобы мучительно вырвать глаза, исполнители этого варварского приказания разрушили зрительный нерв, подвергнув их воздействию яркого отражения раскаленного докрасна металлического сосуда. Иоанн Ласкарис был затем сослан под строгим надзором в замок Дакибиза, где он влачил жалкое существование в течение многих лет.

Запуганные жестокостью лицемерного узурпатора, его низкие придворные либо аплодировали, либо хранили молчание. Не таков был патриарх Арсений, всегда недоступный для искушений страха и надежды. Узнав о печальной участи своего воспитанника, он предался самому сильному отчаянию. Сострадание и гнев одновременно потрясли все силы его души; он бил себя в грудь, рыдал, взывая к небу и земле, призывал стихии к мести, рвал на себе волосы и бороду, бился коленями о камни, восклицая: «Солнце, содрогнись, земля, издай стенания; возненавидь это чудовищное преступление, эти козни, эту беспощадную жестокость!» Он решил прибегнуть к духовному оружию и на соборе епископов, вдохновленных его примером, отлучил императора и всех его сообщников от церкви (1262). Несмотря на свое горячее негодование, он произнес приговор с некоторым смягчением в формулировке, исключив слова, которые лишали виновного участия в общественных молитвах. Михаил понял опасность; он признал свою вину, притворился, что покорно склоняет голову под тяжестью анафемы, и умолял о милосердии своего судьи.

Пока император занимался восстановлением Константинополя, Михаил, деспот Эпира, враг спокойствия, опустошал сельские местности, захватывал города и смело нападал на границы империи. Палеолог послал против него Алексея Стратигопула. Но цезарь был разбит после нескольких успехов и попал в руки врага. Деспот подарил его своему зятю Манфреду, королю Сицилии, который требовал его, чтобы казнить вместе с его сестрой Анной, вдовой императора Ватаца, удерживаемой в Константинополе.

Жестокость, проявленная по отношению к юному Ласкарису, вызвала справедливое возмущение греков; но они ограничивались ропотом. Только горцы в окрестностях Никеи, простые и суровые люди, подняли знамя восстания и, встретив ребенка восьми или девяти лет, ослепшего от болезни, решили убедить себя, что это Ласкарис, принц, которого они поклялись защищать ценой своей жизни. Они перенесли его в свои горы, одели в императорские одежды, окружили охраной, оказывали ему все почести, положенные государю, и обещали отомстить за него, хотя этот ребенок, крайне изумленный, не понимал, о чем они говорили. Узнав об этом странном восстании, Палеолог послал войска против мятежников (1263). Их не смогли выбить из гор, но подкупили подарками, и после бегства ложного Ласкариса к туркам восстание угасло само собой.