Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 58

– Да, я замещаю комиссара дивизии, что вам угодно?

Тогда он с подчеркнутой иронией процедил сквозь зубы, что по распоряжению инспектора ЦК партии товарища Коллонтай он собирается занять двухэтажный домик, расположенный напротив штаба дивизии. В этом домике мы хранили плакаты, книги, брошюры, устраивали собрания. Мне сразу не понравилась напористость этого франтика и я ответил ему резко:

– Этой базой распоряжается штаб дивизии и без указания командира дивизии никто не может ее занять. Молодой человек, как я потом узнал, был личным секретарем Коллонтай. Он ловко повернулся на каблуках, снова окинул меня высокомерным взглядом и удалился. Через два часа к штабу подъехала машина. Вошла изящная дама с аристократическим лицом в сопровождении широкоплечего бородатого мужчины, одетого в длинную шинель, с правой стороны на широком ремне висел маузер. Это и была Коллонтай, инспектор ЦК по Юго-Западному фронту. А в мужчине я сразу узнал легендарного героя, командира Заднепровской дивизии Павла Дыбенко. Мои гости держали себя исключительно корректно. Дыбенко со своей могучей фигурой, умным и энергичным лицом производил сильное впечатление. Я знал, что он бывший матрос Балтийского флота и герой Центробалта, активный участник Октябрьского восстания. Я и раньше много слышал о знаменитой революционерке из дворянского сословия, но не мог предположить, что она разъезжает по фронту, одетая в прекрасное черное платье, окаймленное ажурными белыми вышивками, и с золотой цепочкой и медальоном, висевшими на шее. И вот эти два известных человека предложили мне на следующий день организовать митинг для военных частей и гражданского населения города. Я тут же связался с военными частями, заводами, партийными и комсомольскими организациями и попросил их прислать людей на митинг, назначенный на 9 часов утра следующего дня в городском саду. На митинг собралось несколько тысяч человек. Основной доклад о международном и внутреннем положении сделала Коллонтай. Не пользуясь никакими записями, она с огромным подъемом проговорила более двух часов. Коллонтай была прекрасным оратором. Многотысячная масса слушала ее, буквально затаив дыхание, речь часто прерывалась бурными аплодисментами. Пожалуй, после Троцкого Коллонтай была крупнейшим оратором в международном рабочем движении. Когда я как председатель митинга предоставил слово Дыбенко, разнеслось громовое ура. Дыбенко говорил очень хорошо, отчеканивая каждое слово. Аудитория, и я вместе с ней, любовались монументальной и одновременно очень энергичной фигурой одного из руководителей Октябрьского восстания. Глядя на этого человека, как-то невольно верилось в правильность и незыблемость идей, провозглашавшихся с трибуны. Свою речь Дыбенко закончил так:

«Да здравствует мировая революция и ее вожди Ленин и Троцкий!» Оркестр заиграл «Интернационал», и тысячи людей начали петь. Народ провожал Коллонтай и Дыбенко до вокзала. Я как-то невольно вспомнил приезд к нам в город другой довольно известной революционерки, старейшего члена партии, агента ленинской «Искры», Розалии Самойловны Землячки. Не только на меня, но и на всех моих товарищей эта старая большевичка и друг Ленина произвела впечатление человека очень сухого, схематичного, начиненного элементарными догмами, отступление от которых считала святотатством. Она не допускала даже мысли, что коммунист может по-своему оценивать то или иное политическое событие. Уже позднее в Москве я узнал, что Ленин, когда был кем-то из работников недоволен, грозил послать его в распоряжение Землячки.