Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 59

В дивизии нам пришлось заниматься заготовками продовольствия. За продукты платили керенками, двадцатирублевками и сорокарублевками. Крестьяне неохотно брали эти деньги, выпущенные еще при Керенском. Однажды и меня направили в деревню за продовольствием. Мне удалось купить несколько туш мяса, три бочки масла, пятнадцать мешков муки, капусту, свеклу. Мужики согласились на своих подводах отвезти этот груз в город. Я был в восторге от того, что мне удалось закупить столько продуктов, так необходимых изголодавшимся бойцам нашей дивизии. Погрузив все продукты на телеги, я спокойно отправился на отдых в крестьянскую избу, где меня дружелюбно угощали парным молоком, украинским борщом и варениками. Давно я так вкусно и сытно не ел. Отяжелев от еды, я быстро уснул и проснулся только с зарей. Натянул сапоги. Наскоро обмыл лицо, вышел из избы и направился во двор, где были поставлены нагруженные продуктами подводы. Но во дворе не оказалось ни телег с продовольствием, ни тех

крестьян, с которыми я накануне договорился о транспортировке продуктов в город. С досады у меня даже слезы на глаза навернулись. Ко мне подошла молодая крестьянка и сказала, что ночью какой-то кавалерийский отряд угнал груженые подводы вместе с мужиками. Я подумал, что если бы это был один из многочисленных бандитских отрядов, то вряд ли меня бы оставили в живых. Та же крестьянка поведала, что у кавалеристов на фуражках были пятиконечные звезды. Я понял, что меня ограбила какая-то часть Красной армии.

Потерпев такую неудачу, я решил отправиться в город, мне казалось, что я по дороге еще смогу разыскать свой обоз. На всякий случай я проверил патроны в моем нагане. Настроение у меня было очень боевое, я был готов вступить в бой с теми, кто украл мой продовольственный обоз. Конечно, такое состояние могло быть только у девятнадцатилетнего молодого человека в момент полного отчаяния. Я шел по широкой степи, всей грудью вдыхая ароматный степной воздух. Но в этот раз природа меня не волновала, как обычно, на душе было муторно. Как все было ясно и понятно, когда я в марксистских кружках знакомился с идеями социализма. И как все сложно в жизни. Рассуждая с самим собой и мысленно полемизируя с самим Марксом, я незаметно подошел к городу. Кстати, ярость оказывается сильнее голода. Несмотря на то что у меня во рту давно не было ни крошки хлеба и я прошагал около 20 километров, есть мне не хотелось. Наконец-то я добрался до штаба, и меня охватил озноб при мысли о том, что должен буду отчитаться перед командованием о своем неудачном походе в деревню. Но уже вблизи штабного особняка я заметил, что происходит что-то странное. У здания штаба много подвод, груженых всякой рухлядью: столами, литературой, красноармейскими сумками, кухонной утварью. В сторону вокзала двигались передвижные кухни, а рядом с ними меланхолично шагали кашевары.

– Товарищ политрук, – крикнул небольшого роста красноармеец, – в штабе пусто, все улепетнули. Я не придал значения этому сообщению и поднялся на второй этаж. Увидел рваные папки, бумаги, разбросанные по полу, обломки карандашей и большие лужи чернил. Все говорило о поспешной эвакуации штаба. Я вышел из здания уже бывшего штаба и направился в центр города к городскому комитету партии. Там увидел такую же картину – стояли машины, в которые спешно грузили пишущие машинки, канцелярские столы, стулья. Мне все стало ясно. Я направился к сестре, чтобы попрощаться с ее семьей. Сестра плакала, а за ее юбку держались две девочки. Я отдал сестре все деньги, которые у меня были, поцеловал сестру и ее детей и отправился на вокзал. На вокзале я оказался свидетелем ужасных сцен. Мужчины, женщины и дети с истерическим криком пытались пробраться в теплушки стоявшего на станции товарного состава, который должен был отправиться в сторону Синельниково. На моих глазах затоптали ребенка, ударили по лицу женщину. Я выхватил наган из кобуры и дважды выстрелил в воздух. Толпа вначале замерла, потом начала разбегаться. Я стащил стол с телеги, забрался на него, обратился к людям, пытался их успокоить, объяснить, что они стали жертвами слухов и напрасно бегут из города. Но мои слова ни на кого не действовали. Люди безумствовали…