Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 60

На вокзале у одного из служащих я получил кое-какую информацию. Он кратко обрисовал ситуацию: 3 мая Белой армией взят Луганск, это в трехстах километров от Александровска.

На станции мне удалось выяснить, что 7-я дивизия направилась в сторону станции Синельниково. Я решил двинуться пешком вдоль железной дороги и догнать свою часть, они не могли уйти слишком далеко за трое суток моего отсутствия. До станции Синельниково надо было пройти около 60 километров. Вышел на железнодорожное полотно и зашагал по шпалам. День был теплый, небо синее, воздух напоен ароматом полевых трав и цветов, поют птицы. Вырвавшись из бушующей людской толпы, я всем своим существом ощутил разительный контраст между до предела напряженными страстями человеческих отношений и умиротворяющим воздействием природы. Я шел довольно быстро. Изредка возле железнодорожного полотна росли кучки деревьев, в этих местах я делал короткие остановки. Постепенно приходило успокоение, хотя я отдавал отчет в том, что необходимо соблюдать осторожность, чтобы не попасть в лапы какой-нибудь из многочисленных банд, рыскающих по южной Украине. В первый день я прошел больше 30 километров. Почувствовал усталость и сильный голод. Днем я не решался заходить в деревни. Дождавшись темноты, возле маленькой деревушки я забрался в большую копну сена, чтобы поспать, а утром двинуться дальше. Сон был настолько крепким, что я не услышал, как рано утром кто-то подошел к копне и вилами начал накладывать сено на повозку. Укладываясь спать, я не подумал, что ноги надо прикрыть сеном. Женщина, работавшая вилами, увидев мои ноги, испугалась и начала громко визжать. Прибежало несколько женщин, которые за ноги вытащили меня из копны. Когда же они увидели меня, растерявшегося, сонного, протиравшего кулаками глаза, все начали смеяться. Как видно, мой вид был настолько комичен, к копне сена сбежалось много девчат, детей и старух. Все они с интересом рассматривали меня. Одна молодуха спросила меня: «Куда, хлопче, идешь?» Я без утайки объяснил, что отстал от своей части и сейчас ее догоняю, иду на станцию Синельниково. Мне поверили, девушки и старухи начали приглашать зайти в хату, чтобы помыться и поесть. Меня повела в хату та молодуха, которая чуть было не исколола меня вилами. Вслед за нами в хату вошли и все остальные, сбежавшиеся на шум. В хате все дышало уютом и чистотой, как будто на свете не было никаких войн. Глиняный пол был посыпан пахучей свежей травой. У небольшого окна возле русской печки стоял очень чистый деревянный стол. На столе лежала паляница (хлеб) и стояли деревянные миски, красиво раскрашенные. У двери был прикреплен медный рукомойник, а под ним на табуретке стоял эмалированный таз. В правом углу избы над столом висели иконы, перед образом Богородицы на полочке горела лампада. От всего этого на меня пахнуло спокойствием и какой-то душевной теплотой. Все, вошедшие в хату, встали по стенам, тесно прижавшись друг к другу и с любопытством разглядывали меня. Малыш лет восьми с белесыми волосиками вбежал в хату, подошел ко мне и осторожно притронулся к кобуре моего нагана. Мальчик уже знал, что это оружие. Это они сейчас знали лучше, чем азбуку. А мне почему-то стыдно стало, что у меня сбоку висит смертоносная игрушка, которая так не гармонирует с мирной обстановкой украинской избы. Изба все больше и больше наполнялась народом, из других хат пришли посмотреть на молодого солдата, которого вытащили из стога свежего сена. Вначале на меня просто смотрели, а потом начали задавать вопросы. Моя хозяйка на вопрошающих прикрикнула и сказала: «Да дайте же ему помыться да поисть, а потом калякайте». Из печки молодуха вытащила большой котел борща и начала его наливать в деревянную миску. На стол была поставлена густая сметана и миска с ломтиками