– Я говорю не о самоубийстве, сударь.
– Значит, о казни?
– Да.
– Вы иностранец, сударь, и в качестве такового я извиняю вас.
– За что?
– За ваше невежество. Во Франции дворянам отрубают голову.
– Вы об этом договоритесь с палачом, сударь, – отвечал Калиостро, уничтожив своего собеседника этим грубым ответом.
Все присутствующие замолчали; казалось, ими овладела некоторая нерешительность.
– Знаете, я трепещу, – сказал господин де Лоне, – мои предшественники вынули такой печальный жребий, что я не жду для себя ничего хорошего, если стану шарить в том же мешке, как и они.
– В таком случае, вы благоразумнее их и не хотите знать будущего. Вы правы: хороша ли она или дурна, будем чтить тайну создателя.
– О, господин де Лоне, – заметила госпожа Дюбарри, – я надеюсь, что вы будете не менее мужественны, чем эти господа.
– Я также надеюсь, – склоняясь перед графиней, сказал де Лоне. – Итак, сударь, – продолжал он, обращаясь к Калиостро, – прошу вас одарить и меня гороскопом.
– Это не трудно, – ответил Калиостро, – удар топором по голове, и все будет кончено.
Столовую огласил крик ужаса. Ришелье и Таверней умоляли Калиостро не продолжать далее, но женское любопытство одержало верх.
– Право, если послушать вас, граф, – сказала госпожа Дюбарри, – человечество должно покончить жизнь насильственной смертью. Нас здесь восемь человек, и из восьми уже пятеро осуждены вами!
– О, как же вы не понимаете, что это предвзятое намерение, мы все смеемся над ним, – сказал господин де Фавра, силясь, действительно, рассмеяться.
– Конечно, смеемся, – подтвердил граф Гага, – будь то правда или ложь.
– Я тоже желала бы посмеяться, – сказала госпожа Дюбарри, – так как мне не хотелось бы своей трусостью опозорить все наше общество. Но, увы, я только женщина и не могу надеяться на честь стать наряду с вами относительно трагического конца жизни. Женщины умирают в своей постели. Увы, моя смерть, смерть старой женщины, печальной, всеми забытой, будет худшей из всех смертей, не правда ли, господин де Калиостро?
– Эшафот, сударыня, – отвечал зловещий предсказатель.
– Это шутка, не правда ли, сударь? – пробормотала графиня, устремляя на Калиостро молящий взор.
Но Калиостро был доведен до крайности и не заметил этого взгляда.
– А почему бы это должно было быть шуткой? – спросил он.
– Потому что для того, чтобы взойти на эшафот, надо убить, зарезать кого-нибудь, вообще совершить какое-нибудь преступление, а я по всем вероятиям никогда никакого преступления не совершу. Так это шутка, не правда ли?
– Э, боже мой, да, – сказал Калиостро, – это шутка, как и все предсказанное мною.
Графиня разразилась смехом, который опытному наблюдателю показался бы слишком громким и резким для искреннего смеха.
– Ну, господин де Фавра, – сказала она, – закажем себе траурные кареты.
– О, это было бы для вас бесполезно, графиня, – заметил Калиостро.
– Почему?
– Потому что вы поедете на эшафот в повозке.
– Фи, какой ужас! – воскликнула госпожа Дюбарри. – О, ужасный человек! Маршал, другой раз выбирайте себе гостей в другом духе или больше не увидите меня здесь.
– Извините меня, сударыня, – сказал Калиостро. – Вы сами, как и другие, пожелали этого.
– Да, как и все другие. Но по крайней мере вы дадите мне время выбрать себе духовника?
– Это был бы излишний труд, графиня, – сказал Калиостро.
– Как так?
– Последний, кто взойдет на эшафот с духовником, будет…
