Он прислушался к своему учащенному дыханию, к сердцу – волнение стихало. Ощутив себя на крае бездны, завел руки за голову, выпрямил спину, вдохнул утреннюю свежесть. Эта туманная бездна была безгранично зовущей в новые впечатления, давала надежду на удачу и торжество справедливости.
Сергей Львович ненадолго позволил себе побыть мечтателем, и по привычке начал планировать. С начала он обязательно напишет этот вид и туман. Вот повторит забытые основы, приглядится к работам коллег, вспомнит. Работать будет много, благо есть желание и время. Потом приведет в порядок организм, ведь художнику нужно много сил – задумка это одно, но довести до конца нужна и выносливость, и умение быстро, на подъеме и почти в экстазе работать физически. И вот, наконец, вот он напишет портреты —сначала матери, потом, своего учителя, потом скорее всего Наденьки из библиотеки. Он перебрал многих знакомых, потом исторических деятелей, потом в мечтах своих стал совершенствовать технику и мастерство и потом взялся за сюжеты, серии работ, не ощущая ограничений ни во времени, ни в возможностях.
Тем временем туман рассеивался и становился белее и светлее, прозрачнее. Он очень медленно обнажал сначала деревья , потом звуки, и запахи. И наконец, проявилось во всей наготе радостное утреннее пение птиц, провозглашающих и приветствующих солнце. Переживание, сходное с впечатлением от картин Леонардо охватило Аненкова. Сфумато, то же самое неуловимое движение мерцание образа, тот же принцип в технологии живописи, что само природное явление – слои полупрозрачного воздуха или тумана аналогичны слоям лессировок. Наверно, Леонардо придумал свое гениальное сфумато, наблюдая за похожим явлением. Туман представился стал объемным, колышущимся и светящимся занавесом. Медленно, но ощутимо он раздвигался план за планом, сцена за сценой. Как будто сам Творец давал урок световоздушной перспективы. Гений Леонардо этот урок сделал понятным для всех. Шаг за шагом показывается новая деталь леса и новые запахи – от морозной свежести в сочетании с древесными ароматами до ароматов свежих трав и распускающихся почек. И вот уже взошло солнце и совсем в праве своем они птицы хором возвестили утро, им вторили петухи в округе, гуси, залаяли собаки, пастух вновь погнал свое стадо через лес. Футуристическое и одновременно архаическое зрелище с признаками сфумато, называемое просто «туманное утро», завершилось, стремительно превращаясь в дневное кьяроскуро9 с его четкими границами и читаемыми формами.
«Ничто не вечно, постоянны лишь изменения, но и это не точно», – острил профессор Аненков, переходя от лекций по статике к динамике. Как легко было смеяться над умозрительной шуткой. Так непросто было осознать, что единственно постоянная вещь в мире – это изменения. Они происходят так или иначе, неизбежно и это невозможно отменить. Но как подружиться с той силой которая их движет? Как выбрать точку приложения этой силе?
Аненков почувствовал потребность оглядеться в комнате и сделать гимнастику. Если бы день закончился сейчас, Львович был бы благодарен за это долгое утро и счастлив, может и впервые за несколько лет так необыкновенно счастлив. Рассвета было достаточно для блаженства.
Тем временем зазвучала жизнь в этом доме. Уже кто-то пошел на кухню. Снизу потянуло кипяченым молоком и какао, доносился мерный стук деревянных, металлических, керамических предметов. Он был живой, не похожий на тот пластмассовый и механический, что он видел в кулинарных передачах. Звук передавался по лабиринтам дома, через деревянный потолок и стены, тихо множился. Хозяйка готовила вручную, не включала приборы, стараясь никого не разбудить и это составляло цельную музыку вместе с проснувшейся природой. Так ценны дома, в которых оберегают покой друг друга, давая возможность думать и слушать тишину. Тут даже дети ведут себя тише и задумчивее.
