Промывка мозгов. Машина пропаганды Гитлера и Геббельса - страница 4

Попытка осмысления германской пропаганды периода войны предполагает наличие нескольких вопросов: кем был Геббельс, как он достиг высот власти? Как именно партийно-пропагандистский аппарат функционировал на самых различных уровнях, и через какие структуры и через кого конкретно он осуществлял свою деятельность? Каким образом нацисты использовали те или иные виды средств массовой информации, в особенности кино и другие визуальные средства, такие, как плакаты и лозунги? Что представляло собой нацистское учение, основанное на ненависти и спасении, в каком виде это преподносилось средствами массовой информации? Как немцы реагировали на эту пропаганду, их отношение к ней, что очень важно, на чем основывались их симпатии и антипатии, как психологические, так и моральные?

В последних статьях о кино и его роли в пропаганде Герхард Ягшиц писал: «На последний вопрос об эффекте национал-социалистической пропаганды пока не существует однозначного ответа, поскольку пока не существует соответствующего исследования на эту тему». В заключительной статье я предлагаю свои довольно привлекательные гипотезы относительно природы реакции среднего немца на пропаганду, которая рассматривается в этой книге. Еще много работы предстоит сделать для раскрытия того, как нацисты использовали в пропагандистских целях героический миф, язык и историческую науку, в особенности, в контексте манипулирования людьми при помощи символических образов, характерных для немецких традиций и немецкого языка, в чем режим добился весьма заметных успехов.

Сейчас мы перенесемся в мир, требовавший от каждого индивидуума самоотверженности и героизма, в мир, где голоса таких людей, как Йозеф Геббельс и Адольф Гитлер, обращавшихся к миллионам совершенно нормальных людей, мужчин и женщин, воспринимаясь последними как зов фанфар к свободе, «светоч веры», если пользоваться языком популярных лозунгов. Это был мир, где жестокая решимость воплощалась в военных маршах и в перегруженных пафосом обращениях к павшим героям двух мировых войн. Это была эпоха, когда музыка вдохновляла людей на страдания и смерть, но и облегчала и закаляла. Эта музыка была печальной и героической. «Песня о добром товарище», «Выше знамена», старые прусские марши, взятые нацистами на вооружение из-за их неотъемлемости от героического прошлого, такие, как «Хоэнфридбергер» и «Петерсбургер» или «Марш времен Фридриха Великого».

Геббельс сумел мобилизовать прусский дух, и германский пропагандистский аппарат вкупе со средствами массовой информации использовали его, донося до ушей миллионов тех, кто страстно желал услышать голос германского величия, ощутить связь с донацистской Германией, ее культурой.

Разграничение, сделанное Гитлером перед войной, если говорить о самих нацистах, способно объяснить очень многое. В 1934 году в Нюрнберге фюрер заявил, что для них (нацистов), в отличие от других немцев, – «одного лишь заявления о своей вере недостаточно, для нас важна клятва: «Я борюсь».3 Пропаганда, адресованная членам нацистской партии и нацистским функционерам, требовала от них борьбы такой же непреклонной, как и их вера, ибо наличие веры предполагалось лишь в качестве необходимой предпосылки. Что же касается остального населения, то нацистские пропагандисты считали, что тиражированная вера в Гитлера и национал-социализм, в его идеологию, послужит опорой исконно немецкому желанию отдавать приказы и выполнять свой долг. И люди, в конце концов, смогут воочию убедиться в том, что их личная судьба и судьба национал-социалистов – одно и то же, и что они тоже должны «верить» и тем самым вносить свой вклад в окончательную победу. Аппарат мог обращаться к нацистам как непосредственно, так и через идеологию. Что же касалось обращения к широким массам, то здесь следовало быть, конечно, повнимательнее, но что касалось веры и верования, то они всегда являлись неотъемлемой, зачастую весьма закамуфлированной, частью всех сообщений всех средств массовой информации.