— Да нет никаких обид! — всколыхнулась Веснянка.
— Иди-иди! Я тут пока всё подготовлю.
У Веснянки словно крылья на ножках выросли, так шустро она в сени выбежала, схватила ведро и, громыхая им, понеслась по правой тропке. Колодец оказался недалеко. Наклонилась девушка, перевесилась через сруб, всмотрелась в темноту: не видно ли звёзд.
— Эге-ей! — крикнула.
— Э-эй, — ответили ей из глубины.
Звёзд не разглядела, только русоволосая девица в белом платье на зеркальной глади улыбалась. Спустила Веснянка ведро, потревожила колодезную воду, стала цепь на ворот наматывать. Тяжело. Больше, чем полведра, набралось. Перелила себе сколько надо, остальное тут оставила — на приступочке под крышей.
Несёт Веснянка воду к дому ведуньи, старается наказ её выполнять, о Прохоре хорошо думать, а в голову всё какие-то грустные мысли лезут. То вспомнится, как Проша на других девок оглядывался, то привидится, как с ней словно нехотя разговаривал, или смотрел на неё, а словно собственным отражением в девичьих очах любовался.
Не то! Не так нужно было думать! А вот не получалось, будто кривые эти помыслы ей кто-то чужой нашёптывал.
В горнице всё было готово к ворожбе. На длинном дубовом столе из толстых, хорошо подогнанных и выскобленных досок стоял медный таз, чуть поодаль от него полукругом расположились зажжённые свечи. Прозорливица окинула Веснянку внимательным взглядом и кивнула, веля наполнить посудину водой. Девушка хорошо помнила наказ, вылила всё до последней капли. Ведунья придвинула свечи так, чтобы их огоньки отражались в воде, составляя сияющую дугу.
— Сядь на лавку, неотрывно смотри сюда и думай о Прохоре. О любви к нему, о желании встретиться. Спокойно думай, уверенно. Если не можешь сосредоточиться, походи по горнице, умири чувства. Я, чтобы тебе не мешать, пойду липового цвета наберу, самая пора сейчас.
Женщина вышла, а Веснянка в растерянности замерла около лавки. В груди всё бурлило, в голове путалось. Нет, не сумеет она сейчас хорошо думать. Принялась топтаться около стола туда-сюда в надежде привести мысли в порядок.
Однако спокойно ходить ей не дали. Стало мерещиться всякое. Вот идёт она к дальней стене, а там кудрявый мальчик в светлой развевающейся рубашонке смотрит жалобно, ладошки лодочкой складывает, к груди прижимает:
— Выпусти, выпусти меня, красна девица!
Не по себе стало Веснянке от этого видения, резко развернулась да пошагала к двери. Никогда она прежде полупрозрачных детей не видывала, не знала, что и подумать. К чему такое мерещится?
И вот идёт в обратную сторону, а ребёнок снова перед ней и всё своё лопочет: выпусти да выпусти. Милый такой: волосики светлые, вьются и трепещут, словно сквозняк их тревожит. А нет никакого сквозняка — и окна, и двери закрыты.
Веснянка скорее в другую сторону разворачивается.
— Что за наваждение такое? — бормочет. — Уж не наш ли с Прохором сын укоряет меня, что не поддалась вчера любимому?
— Нет-нет! — маленькое привидение снова возникает на пути. — Я не человек и не сын тебе.
— А кто же ты? — остановилась девушка в растерянности.
— Ветер. Ветерок. Выпусти меня, пожалуйста!
— Не пойму, — развела руками девушка. — Как я могу тебя выпустить? Откуда?
Мальчишка засуетился, побежал в дальний угол, маня Веснянку за собой, и нырнул за пёструю занавеску.
