Но как быть? Как быть?.. Или не быть?.. Вот в чём вопрос. Рассказать мужу об измене? Ведь насилие – тоже измена. Хотя есть и оправдательный аргумент – близость не пожеланию, но что это принесёт? Какие последствия?..
Маша представила вначале – поножовщину. Филипп, парень здоровый, Саше его не одолеть. Поэтому он может его или зарезать, или пристрелить. У Николая Ивановича есть охотничье ружьё, стоит в их спальне в сейфе под замком. Этот ужас будет пострашней того, что она сегодня пережила.
А скандалы, пересуды чего стоят?.. От взглядов одной только свекрови можно повеситься. Кто поймёт: кто прав, кто виноват? Но виновата всегда женщина. Её Бог наградил слабостями, ей перед ним и людьми страдать. Или скрывать…
Перед Богом только и молиться, замаливать тот грех. Может и простит, если он есть. А нет, так лучше жить с этой отметиной до скончания дней своих и помалкивать. Не заведено в нашем общественном сознании разбираться в этих вопросах, а вот судить и рядить – такое событие становиться притчей во языцех.
«Ладно, не ножом же тебя распороли… заштопается», – успокоила она себя с сарказмом.
Чтобы сбить жар чувственности, греховных желаний и тяжелые думы, Маша старалась загрузить себя делами. Приготовила еду, накормила Светланку, сама поела. Поставил в кастрюле мясо вариться. Для будущих щей или супа, – решит по ходу дела. И занялась уборкой в квартире.
Дом состоял из двух этажей, деревянный, построенный тридцать лет назад, и на вид запущенный, к которому давно не притрагивалась рука маляра. Зелёная краска на вагонке, которой обит дом, почти отшелушилась, побурела и побледнела. Из-под низа от фундамента на него начала наползать плесень. А на крыше шифер посерел, почернел, и кое-где края обкрошились.
Поскольку республика Татарково быстро развивалась, застраивалась пятиэтажными кирпичными домами и уже приобретала очертания солидного промышленного городка, то всё внимание было сосредоточенно на его новом фонде. И эти три дома, стоящие с левой стороны Пионерской улицы, потеряли свою привлекательность. На их месте в перспективе планируется поставить такие же дома, как и в новом массиве или такие, как напротив, через улицу.
С правой стороны улицы уже стояли четырёхэтажные дома-колонки – Набережный микрорайон. За его корпусами крутой спуск к Угре. Прекрасный вид из окон и место отдыха.
В тех же домах, в частности в том, в котором они живут, полы были деревянными, «музыкальными», скрипели сильно летом, зимой немного меняли тон с мажора на минор. И двери имели свойства то разбухать, то ссыхаться. Фрамуги на окнах тоже хоть привязывай. Если открыл, то того гляди отделяться от оконных переплётов. Открывались они по-старинке – наружу, и очень даже могло статься – что унесёт их однажды ветром, как крыло бабочки.
Но всё равно квартира радовала, поскольку отдельная, поскольку своя. Живи она сейчас с родителями мужа, как бы она переживала эти муки в их окружении? А так одна, где со слезами, где со стонами.
– Мамочка, тебе боля, да? – спрашивала из сочувствия дочка, подходя к ней и стараясь обхватить маму своим ручонками. Или: – Тебе что, чикотно, да? – уже смеясь.
Маша, как в том, так и в другом случае, обнимала её, прижимала к себе, и они вместе качались из стороны в сторону, переживая каждая своё со смехом или плачем.
В девять часов вечера пришла Нина Притворина. Она не позвонила, а постучала, видимо, помня из прошлых посещений, что звонок не работает. Маша открыла дверь и с удивлением, и отчего-то с тайным испугом, уставилась на неё, отступая в сторону.
