Сестры Мао - страница 36

– Это не обсуждается, режиссер Чао. Я информирую вас о принятом мной решении.

– Но, командир, я вынужден просить вас передумать. Как вы знаете, большинство танцоров только вернулись с гастролей, и им нужно хоть немного отдохнуть. Есть опасность, что лишние тренировки приведут к путанице или, что еще хуже, к скуке и летаргии. С моей профессиональной точки зрения это будет контрпродуктивно.

– Гала-представление в следующую субботу. Значит, у нас девять дней.

– Целых девять дней! Но… но зачем?

Люди любят времена, когда все постоянно меняется. Когда наступает спокойный период, они скучают и отводят глаза. Дело не в том, что им нравится хаос; скорее им невыносимо то, что спокойствие может продлиться долго.

– Я пришла к заключению, – сказала она, – что образцовый спектакль устарел и нуждается в изменениях.

Сесть кому-то на хвост было невозможно. Теперь они должны были сами платить за проезд, как и все остальные. На аванс из бюджета «Уэрхауз» они арендовали белый фургон и купили билет на паром – в Остенде, так как оказалось, что во Франции порты закрыты. Во время плавания на верхней палубе они исполнили небольшую пьесу из своего репертуара перед немногочисленными британцами и куда большим числом возвращавшихся домой французов.

Постановка называлась «Агент оранж» и представляла собой образец того, что они определяли как призрачный театр, – представление, в котором публика участвовала, сама того не зная. Вначале они сидели отдельно на скамейках или растворялись в толпе, занимаясь своими делами и делая вид, что не знают друг друга. Затем один за другим они представляли, что на их головы льется какая-то жидкость, чувствовали запах химикатов в воздухе, потом изображали симптомы болезни. Они хватались за животы и стонали, задыхались, дрожали, брызгали слюной, изрекали бессвязные фразы, говорили, что у них двоится в глазах, корчились, шатались, а затем будто бы в панике падали на землю и извивались у ног других пассажиров. На репетициях они отрабатывали реакции на все мыслимые попытки публики вмешаться. Они были готовы к любому виду вмешательства, включая акты насилия, хотя прежде они случались крайне редко. В идеале зрители должны были подражать группе, присоединяясь к ним на земле, корчась и крича, тем самым наполняя содержанием главную идею представления: от ужасов Вьетнама не застрахован никто. Но сейчас, на пароме зрители приняли их за клоунов; вместо того чтобы присоединиться к ним, они отошли на безопасное расстояние у перил, смеялись, хлопали или выкрикивали оскорбления. Для группы это не было провалом. Но и большим успехом не было.

Из Остенде они поехали в Брюссель и провели ночь в Свободном университете, занятом студентами. Половина группы спала в фургоне, а вторая – на полу открытого для посетителей общежития. Утром во дворе они исполнили вторую пьесу. Некоторые участники группы боялись, что карнавальная атмосфера в кампусе сделает представление невозможным. Они думали, что, когда вокруг толпились, пили, пели, скандировали и аплодировали столько людей, любая попытка поставить пьесу или передать сообщение, отличное от лозунга, потерпит неудачу. Но Ева с ними не соглашалась.

– Какого черта мы боимся? – сказала она, как основательница и одна из наиболее заметных участниц группы. – Немного беспорядка? Мы должны доверять друг другу, людям здесь, ситуации. Доверие – это революционное изменение.