Кармен закончила убирать бумаги, села на диван и позвала меня к себе. Я прыгнул рядом, устроился поудобнее, а она обняла меня за шею и тихо сказала:
– Спасибо, что ты есть, Рокки.
Я знал, что ничего не изменилось: документы не нашлись, проблема не решилась, но теперь в доме снова было тепло. Я почувствовал, как она расслабилась, и понял: иногда главное – просто быть рядом, ждать и верить, что всё наладится.
Ночь прошла спокойно. Я дремал у кровати Кармен, прислушиваясь к её дыханию, и время от времени открывал глаза, чтобы убедиться: она спит спокойно. Дон Педро устроился на подоконнике, уткнувшись носом в хвост. За окном мерцали огни, где-то вдалеке лаяла собака, а я думал о том, что завтра будет новый день, и, может быть, он принесёт решение, которого мы так ждём.
Когда город окончательно погрузился в вечернюю прохладу, а за окнами начали загораться первые фонари, я почувствовал, как усталость накрывает меня тяжёлым одеялом. Но спать не хотелось. Я лежал у ног Кармен, чувствуя её дыхание, и думал о том, как странно устроена жизнь: ещё утром всё было привычно и спокойно, а теперь в доме поселилась тревога, и даже запахи стали другими – резкими, нервными, будто кто-то разбросал по полу горсть перца. Кармен почти не разговаривала, только иногда вздыхала и машинально гладила меня по голове. Я понимал, что ей тяжело, и старался не мешать, хотя душа рвалась что-то сделать, чтобы вернуть ей улыбку.
Дон Педро вёл себя необычно тихо. Обычно он устраивал вечерние обходы, проверял все свои укромные уголки, а сегодня сидел у окна, уставившись в темноту. Мне казалось, что даже он чувствует перемены в доме. Я наблюдал за ним, пытаясь понять, не скрывает ли он чего-то важного, но кот был спокоен, как статуя. Иногда он переводил взгляд на меня, и в его глазах читалось что-то похожее на сочувствие, хотя он никогда бы в этом не признался.
Кармен вдруг поднялась, прошла на кухню и стала наводить порядок. Я знал: когда она начинает убирать вечером, значит, внутри у неё бушует целая буря. Я последовал за ней, надеясь, что моё присутствие поможет ей справиться с волнением. Она вытирала стол, мыла чашки, переставляла банки с крупой с места на место. Я сел у порога кухни и тихо наблюдал, не решаясь вмешаться. Иногда она бросала на меня взгляд, и я видел в её глазах усталость, но и благодарность за то, что я рядом.
В какой-то момент Кармен остановилась, опёрлась на стол и долго стояла, глядя в одну точку. Я подошёл ближе, ткнулся носом ей в ладонь. Она присела рядом, обняла меня за шею и прошептала:
– Ты мой лучший друг, Рокки. Без тебя я бы совсем с ума сошла.
Я лизнул её руку, стараясь показать, что всегда буду рядом, что бы ни случилось. Она улыбнулась, хотя улыбка была грустная, и снова встала, чтобы продолжить уборку.
Вечер тянулся медленно. Я слышал, как за стеной кто-то смеётся, как по улице проехала машина с громкой музыкой, как Дон Педро тихо мурлычет себе под нос. Всё это казалось неважным по сравнению с тем, что происходило в нашем доме. Я думал о том, как быстро может измениться настроение, как легко радость уступает место тревоге. Мне хотелось вернуть всё на круги своя, но я не знал, как это сделать.
Кармен решила выйти на балкон. Она взяла меня с собой, и мы вдвоём устроились на старом пледе, который она всегда стелила на лето. Внизу шумели машины, где-то вдалеке лаяла собака, а над головой мерцали звёзды. Я смотрел на Кармен и видел, как она пытается расслабиться, вдыхая прохладный воздух. Она рассказывала мне о детстве, о том, как однажды тоже потеряла что-то важное и долго не могла простить себе невнимательность. Я слушал её, не перебивая, потому что знал: иногда человеку нужно просто выговориться.
