Терпеть, однакожь, приходится и многое другое, не столь насущное. В декабре Александр был по делам в Москве. Слуги не преминули воспользоваться его отсутствием и ввели меня в заблуждение неверными сведениями о расходах, якобы для Александра. Я, поверив, заплатила им деньги, а их никоим образом платить не должна была. Пушкину никак не удается воспитать во мне трезвое отношение к тем россказням, коими потчуют меня слуги, в особенности в его отсутствие. Я дала себе слово быть твердой.
Огорчает меня и поведение моей матушки, которая до сих пор не желает расплачиваться с нами в счет приданого. Александр писал мне, что она жалуется по Москве на его корыстолюбие. Знала бы Маминька, сколь стеснены мы! Жалованье Пушкину назначено, да никто не платит. Приходится экономить. Как я мечтала, что муж уладит в Москве дела и сумеет выкупить Маминькины голкондские алмазы, ее свадебный мне подарок. Никак не удастся. О том, что подарок нужно еще и выкупить, не стоит и судить: такова уж моя Маминька. Ах, право.
Мне ужасно жаль Александра, ибо его хлопоты в Москве были едва ли не напрасны, дела завершены так и не были. Касались они, как Вы догадываетесь, предсвадебных долгов Пушкина. В Москве он тосковал, не исполнив дел. Того жалованья, что ему положили на службе, едва хватило бы на два или три бальных платья.
А платья мне весьма надобны. Вообразите, какой курьез. Графиня Нессельроде раз взяла меня без ведома Александра на придворный Аничковский бал. Я по неопытности не догадалась, как взбешен будет Пушкин, он наговорил графине грубостей. Дал мне понять, что не должна я ездить туда, где сам он не бывает. Помилуйте, я все еще учусь секретам семейного сосуществования.
Однакожь позднее трудно было мне не ослушаться Александра в его отсутствие: признаюсь, я все же несколько раз не усидела дома. Я писала ему в Москву, что езжу на балы и рауты. По щастью он не бранил меня, а велел быть осторожной. Пушкин ведает, как тоскливо мне дома, не с кем словом перекинуться, разве что с няней. Он часто запирается в своей комнате для сочинительства. Я не смею войти туда ни под каким предлогом, тщетно ожидаю его выхода к завтраку или обеду. А то всю ночь ходит по кабинету, бормочет, а потом спит долго. Ежели не сочиняет, то и дома не сидит. Я одна.
Мне во многом помогает тетушка Катерина Ивановна. По приезде в Петербург я очень с ней сблизилась. Она балует меня так, как когда-то дедушка баловал. Наталья Кирилловна Загряжская и тетушка протежируют мне, знакомят со всей знатью Петербурга. Визиты и балы скрашивают жизнь. Только по переезде в Петербург я поняла, как уныло мы жили в Царском, а воображала, будто мы в раю. Там мы прогуливались у озера, а здесь – по Английской набережной!
Вообразите, время от времени Александр пугает меня своим желанием ехать в деревню, где ему славно работается. Право, восхитительное местопребывание! Слушать бой часов, завывание ветра и вытье волков! Не сходит ли он с ума? Я весьма недовольна, что эту мысль внушил ему отец нашей близкой знакомой, фрейлины Россет. Она и сама на Александра премного влияет. Желала бы я иметь поблизости такого друга, коего она имеет в лице Пушкина, чтобы не выть от тоски, с кем бы поболтать обо всем на свете непринужденно.
Увы, такие мысли, как и мысли о долгах, о нужде, о моем затворничестве, о ревности Александра, заставляют меня страдать. И только балы, рауты да мечты о будущем ребенке помогают немного развеяться.
