Авангард тем временем успешно преодолел протоку в низине и уже взобрался на пологий берег у леса, а основная колонна только подошла и ступила на лед реки.
Сани с черкесами авангарда остановились. Лис встал во весь рост и взялся внимательно разглядывать открывшуюся долину в бинокль. Снежная равнина вокруг не предвещала ничего тревожного: дорога, извиваясь, уходила вперед, а других следов на снегу, кроме пробитой к леску заячьей тропы Лис не разглядел. Успокоившись, Мезхан залег в сани, и авангард тронулся далее, не приметив, как за леском за возвышенностью сгрудилась человеческая масса с винтовками и двумя пулеметами на санях. Обойдя дорогу через протоку по дальнему пути через низины, и хоронясь за прикрывающими их кустами, отряд поручика Николаева уже с ночи поджидал красный обоз, чтобы нанести смертельный удар. Было приказано спешиться, коней оставить за дальним холмом и выйти на рубеж атаки след в след, а на месте вести себя, затаившись, не галдеть, не курить, – схорониться, ‒ словно умереть, будто и нет тут никого.
Николаев долго готовил засаду. Наблюдал за обозом красного отряда, высчитывал и прикидывал, когда и какими силами атаковать красных. Выбирал место, чтобы удар был скорый, как клинком-молнией вдоль незащищенной шеи. Лакомый был объект – три сотни бойцов, уставших от долгой дороги на открытой местности, а еще оружие, боекомплект. Следовало только выбрать место, чтобы подойти затемно, не наследив. А затем затаиться, а как придет час, ударить скрытно, разом из всех стволов, чтобы сбить спесь и сломить сопротивление на корню.
Как только авангард прошел протоку, а обоз втянулся в ложбину и стал подниматься по склону, из чащи с верхнего яруса берегового откоса косым ударом в правый фланг резанул упрятанный на косогоре пулемет. Тут же ответил второй, и загремели-застрекотали не стройно выстрелы из винтовок. Обоз оказался зажат в ложбине, лошади стали кидаться, вставать на дыбки, и сраженные огнем падали на повозки, голосили, бились в постромках и давили людей, ломали санки. А истощив силы, лежали на дороге измученные кони, суча ногами, скалясь, пытались встать, кинуться вскачь и пучили глаза, как бы в удивлении, что ничего не выходит, и в отчаянии хрипели и ржали.
Нестор, сразу ощутил гибельность положения, − его боевой опыт подсказал, что ситуация сложилась страшная для отряда, − уж очень в неудобном положении они оказались: словно на ладони перед атакующими в гиблой низине. Выходило, что осталось только прихлопнуть захваченных врасплох сверху губительным огнем.
Нестор выскочил из саней с маузером в руке: вид его в отчаянии был страшен.
Косматый, черный, Дед отдавал команды криком, гортанно, энергично размахивая руками, словно изловленный в силки и пытающийся вырваться и взлететь коршун, сверкал на выкате белками глаз, и был четко виден на фоне белого снежного поля. Метался неистово Нестор, и был тут же настигнут прицельными выстрелами из засады, − так с раскинутыми руками и рухнул в снег замертво.
Зураб Асатиани находился рядом, отстреливался навскидку в сторону нестройно бегущих по снежной целине нападавших. Увидев, как пал Дед, Зураб кинулся и приник к командиру, но был тут же сражен в голову и опрокинулся от удара пулей, свалился рядом, орошая обильно, плавя белый снег горячей кровью.
Разгром наступил после несколько минут боя.
Несколько передних саней, что были полегче, успели прорваться через протоку по целине и ушли в бешеной скачке, отстреливаясь, из-под огня. Солдаты из обоза, оставшись без командиров, беспомощно суетились, пытались занять оборону и даже развернуть пушку в сторону леса, но губительный огонь почти в упор был страшен.
