Стрингер - страница 5

Оглядевшись, Николай заметил сзади-справа москвича Женьку Борисова по прозвищу «Боря», второго не распознал. Плавно вошёл в облако. Пока до встречи с землёй оставалось время, поправил лямки подвесной системы, уселся поудобнее. Воздушный поток нёс его боком. Он хотел было развернуться, но решил сделать это перед землёй – сейчас нет разницы, как летишь.

Разрыв в облаках. Поток воздуха, прижимающий к земле, лёгким рывком толкнул его и понёс. Опять облачность, второй слой. Но перед тем как войти в него, Колька увидел чуть ниже себя другой парашют.

– Князь, привет! Давно не виделись.

Сашка вывернул голову, силясь разглядеть проплывающего над ним товарища.

– Э, Миклован, привет! Пыль с сапог на меня не стряхивай – купол стирать заставлю.

Колька впервые так близко видел распущенный купол парашюта – в трёх – пяти метрах от себя. Его проносило над Джиоевым, когда они оба вышли из слоя облаков. Желтоватый перкаль, прошитый усилительными тесьмами, дырка полюсного отверстия, к которому привязан куполок стабилизирующего, словно игрушечного, парашютика – сейчас спокойно лежащего на грибовидной поверхности основного купола и похожего на спущенный воздушный шарик; подпружиненный изнутри шар вытяжного, лениво катающегося туда-сюда. Николаю вдруг пришла в голову мысль: надо ж так точно прострочить эдакую тряпочную махину, чтоб не было нигде ни одной морщинки!

Видна уже была заснеженная площадка приземления, усеянная пятнами загасших куполов, четыре машины Газ-66 и один КрАЗ, стоящие в ряд, командирские уазики, группа людей около них, подальше – военный аэродром, откуда они взлетали.

Колька потянул левую группу строп, чтоб немного снесло в сторону, ибо в какой-то момент понял, что его уже несколько секунд несёт в аккурат над куполом Джиоева, и он, Николай Горячев, снижается чуть быстрее Князя.

– Князь, возьми правее! – крикнул он, продолжая выбирать левую группу строп.

– Что орёшь, слышу хорошо, – спокойно ответил Сашка, вытягивая правую группу строп. – Где ты, не вижу!

– Над тобой в самый раз, где ещё, – косясь на приближающийся княжий купол, Колька выбирал стропы, петля которых свисала уже у самого колена.

Он кинул взгляд вверх – ого! Его купол сильно перекосился, но влево он сдвинулся лишь на немного. Чаша купола Джиоева тоже накренилась – но в противоположную сторону. Заметил и другое: подошвы его сапог всё быстрее идут на сближение с упругой поверхностью Сашкиного купола.

– Саня, да тяни ж ты, едрёна маманя! – успел он крикнуть, как ноги стали погружаться, словно в мягкое тесто, в поверхность вздувшейся ткани. Он не расслышал, что ответил Джиоев, поскольку панический ужас отключил всякую его связь с миром.

…Уже потом, после армии, Николай иногда размышлял о таких феноменах, как скорость мысли, скорость возникающих в мозгу картин, различных моделей ситуаций, мгновенного выбора оптимальных решений. Тут даже слово «мгновенный», пожалуй, не подойдёт – срок длинноватый. Это «мгновение» надо раздробить ещё на сотню или тысячу составляющих. Где-то он прочёл описание эксперимента, проведённого со спящим человеком. Человек спит, а ему на лоб роняют с полуметровой высоты пару общих тетрадей. Разумеется, этот человек с перепугу сначала вскакивает, а затем рассказывает сон: идёт он с любимой девушкой по весенней улице, остро пахнет распускающимися клейкими листочками (он помнит эти подробности), они мило щебечут о том, о сём, она читает ему стихи Тарковского, после чего он замечает крадущегося сзади громилу, успевает заслонить собой любимую, но не успевает защититься сам – громила бьёт его кастетом прямо в лоб!.. Врач-психолог (или как там его называют) делает вывод, что этот протяжённый во времени сон мог присниться в отрезок (!) времени от касания тетрадки поверхности лба до выхода из состояния сна: то есть за тот срок, когда мозг получил сигнал, обработал его и дал команду «подъём!».