Читать онлайн ПЭН-Москва - Свободные чтения. Составитель Лев Оборин



Редактор Д. С. Бусурин

Редактор В. А. Варцаба

Дизайнер обложки В. А. Кокоулин

Корректор А. Ю. Лазарева

Редактор Е. Ю. Сапожникова


Благодарности:

А. Н. Архангельский

А. А. Новикова


© ПЭН-Москва, 2019

© В. А. Кокоулин, дизайн обложки, 2019


ISBN 978-5-0050-7055-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Болящий дух врачует песнопенье

«С годами я все отчетливее воспринимаю поэзию не как сложение персоналий, а как единый организм со своей дыхательной системой», – написал чуткий и мудрый поэт в своей недавно вышедшей книге о современной поэзии1.

Наш сборник и есть такой организм – единый, сложный, многосоставный, в суставах своих столь различный, что поверить в его целокупность у читателя получится скорее всего не сразу. Иногда дыхание будет сбиваться. А дыхание книги от страницы к странице становиться все глубже, все полней. Потому что «Свободные чтения» – они всегда полной грудью и только о сокровенном.

Собранные под этой обложкой стихи и иные короткие тексты были прочитаны их авторами на поэтических вечерах в 2017—2019 годах. И каждый из вечеров, пишу как соучастник и очевидец, оказался настоящим событием – и литературным, и общественным: в одном случае это был вечер солидарности с Оюбом Титиевым и Олегом Сенцовым, в другом – чтения в поддержку сайта «Журнального зала». Непременно звучали стихи и на наших вечерах солидарности с историком, руководителем Карельского «Мемориала» Юрием Дмитриевым.

Но обо всем по порядку.

Весной 2017 года на свет появилась Ассоциация «Свободное слово» (АСС), объединившая литераторов, журналистов, переводчиков, редакторов и издателей, вышедших из Русского ПЕН-центра. Ассоциация заявила о своем существовании несколькими правозащитными обращениями и небольшим манифестом. В нем в частности говорилось: «Мы считаем свободу слова одной из важнейших гражданских свобод, а право на творческое самовыражение – одним из базовых прав человека в современном мире. Мы видим и понимаем, что эта свобода и это право в сегодняшней России находятся под постоянной угрозой и ожесточенным давлением со стороны органов государственной власти всех уровней, а также со стороны политических и общественных групп, исповедующих идеи авторитарного насилия над личностью. Поэтому мы убеждены, что свобода слова и право на творчество требуют деятельной, систематически организованной защиты».

По счастливому совпадению той же весной Сахаровский центр предложил АСС организовать поэтические чтения в рамках ежегодного майского Фестиваля Свободы, приуроченного ко дню рождения Сахарова. И уже почти по невероятному совпадению гостями и участниками чтений стали оказавшиеся в эти дни в Москве руководители Международного ПЕН-клуба, в том числе Карлес Торнер, его исполнительный директор, и Кэтлин Калдмаа, международный секретарь. Их тексты вы тоже найдете в сборнике.

Но логотип PEN International стоит на обложке не только поэтому. В 2018 году Ассоциация «Свободное слово» проросла, а отчасти переросла в ассоциацию «ПЭН-Москва», принятую в ряды Международного ПЕН-клуба. Расшифровка нашей аббревиатуры традиционна: П – поэты, Э – эссеисты, Н – новеллисты. Впрочем, международное ПЕН-движение расширяет не только свои условно-географические границы (сегодня PEN International – это 148 национальных и региональных ПЕН-центров в более чем ста странах), но и профессиональный состав. Теперь, зайдя на сайт Международного ПЕН-клуба, можно узнать, что PEN – это Poets, Playwrights, Editors, Essayists, Novelists2.

И все-таки поэты – первые среди равных. Литература началась со звучащего поэтического слова. И сегодня его звучание, как и тысячи лет назад, возвышает, освобождает, просветляет и примиряет, дает силы жить дальше. И рассказывает нам о самих себе – то, что знают о нас только поэты.

Мы уверены, что традиция наших поэтических вечеров и прежде всего майских «Свободных чтений» в Сахаровском центре продолжится. И спустя три года мы подведем их итоги еще одним сборником.

Марина Вишневецкая,
писатель, соучредитель ассоциации «ПЭН-Москва»

Слово издателей

Что объединяет Герберта Уэллса, Маргарет Этвуд, Льва Рубинштейна и многих других писателей и поэтов настоящего и прошлого? Стремление отстаивать то, что принадлежит нам по праву, – свободу слова. А кроме того, причастность к международному движению с вековой историей, защищающему права на свободу высказывания и творческого самовыражения – усилиями многочисленных региональных центров по всему миру.

История PEN International началась в 1921 году. Спустя почти сто лет можно смело сказать, что принципы этой организации продолжают быть актуальными в условиях нарастающей политической цензуры и ужесточающейся языковой политики. Авторы, в том числе вошедшие в эту книгу, также готовы всеми силами отстаивать свободное творчество и поддерживать тех, кто не побоялся высказать своё мнение и от этого пострадал.

Мы надеемся, что этот сборник станет для читателей отправной точкой для знакомства с историей и деятельностью PEN International и ассоциации «ПЭН-Москва» – одной из немногих организаций в нашей стране, защищающей право на творческое самовыражение писателей, поэтов, переводчиков и всех, для кого слово  – фундамент профессиональной деятельности. Чтобы создать у читателей полное представление о том, какое значение имеют эти организации и какими идеалами они руководствуются, мы, студенты Факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики, решили подготовить мультимедийное онлайн-расширение книги – интерактивную аудиовизуальную историю международного ПЕН-движения. Оно поможет составить представление о том, как литературное сообщество помогает политзаключённым. Узнать об этом вы можете, отсканировав QR-код ниже.

Вклад в правозащиту вы уже внесли, приобретя сборник. Мы будем рады, если вы расскажете о нём своим друзьям и коллегам, неравнодушным к проблеме цензуры и свободы слова. Все средства, полученные от его продажи, пойдут на правозащитную деятельность ассоциации «ПЭН-Москва».


Михаил Айзенберг

Два голоса

– Что у тебя с лицом?
    Нет на тебе лица,
    выглядишь беглецом.
– Топкая здесь земля.
    Тонок ее настил.
    Долог ее отлив.
    Быть не хватает сил,
    жабрами шевеля.
– Вот объявился тать,
    командир этих мест.
    Что ни увидит, съест.
    Нечего ему дать.
    Всех коров извели.
    Зверя сдали на вес.
    Множатся стригали,
    но никаких овец.
– Да, но еще вдали
    множатся голоса
    выброшенных с земли,
    стертых с ее лица.
    В камни обращены.
    Гонит воздушный ключ
    запахи нищеты.
    Камень еще горюч.
– Время-то на износ.
    Времени-то в обрез.
    Что бы ни началось,
    некогда ставить крест.
    Выбери шаг держать,
    голову не клонить,
    жаловаться не сметь.
    Выбери жизнь, не смерть.
    Жизнь, и еще не вся.
    Жаловаться нельзя.

«Сажа бела, сколько б ни очерняли…»

Сажа бела, сколько б ни очерняли.
Чей-то червивый голос нудит: «Исчезни!
Если земля, то заодно с червями».
Есть что ему ответить, да много чести.
Эта земля, впитавшая столько молний,
долго на нас глядела, не нагляделась —
не разглядела: что за народ неполный,
вроде живое, а с виду окаменелость.
Так и бывает, свет не проходит в щели;
есть кто живой, доподлинно неизвестно.
И по ступеням вниз на огонь в пещере
тихо идет за нами хранитель места.
То-то родные ветры свистят как сабли,
небо снижается, воздух наполнен слухом,
чтобы певцы и ратники не ослабли,
чтобы ночные стражи не пали духом.

«Двор сверкает антрацитом…»

Двор сверкает антрацитом.
От границы до межи
темный блеск его просыпан.
В землю воткнуты ножи.
Скачут кони из орешин.
На земле блестит слюда.
Мы еще земли нарежем,
раз никем не занята.
Из-под пятницы суббота.
Позади попятный двор.
За полгода два привода.
Кто не спрятался, не вор.
Не один в потешных войнах
изменился на глазах.
Кто ты? Часом не разбойник?
Или родом не казак?
Ножевой бросок небрежный,
нитка тонкая слюны
не такой уже потешной
дожидаются войны.
В темноте таится недруг,
непонятен и жесток,
он стоит ногами в недрах
и рогами на восток.
Или детство видит скверно,
цепко в памяти держа
что-то острое, наверно,
если режет без ножа.

«Нравится нет это не мой выбор…»

Нравится нет это не мой выбор
Кто бы не выплыл если такой выпал
кто бы ушел к водорослям и рыбам
по берегам освобождая место
новому зверю имя его известно
Это под ним это в его лапах
мир где пинают гордых и топчут слабых
В каждой щели слышен его запах
В нашей воде он обмывал копыта
В нашей еде клочья его меха
На волосах споры его вида
Но из живых каждый ему помеха
кто не ушел или яму себе не вырыл
Я ж говорю это не мой выбор

* * *

Если настанет время назвать виновных,
будет ли в общем списке еще и этот
мелкий служитель ада из нечиновных
выделен полным сроком в стальных браслетах?
Это же он первый из тех, кто издали
из оголтелых толп набирают фронт
и говорят, что голодных накормят выстрелы —
сразу платок накинут на лишний рот.
Это его криками заполошными
из глубины вызванные, из тьмы,
бедную землю, где обитаем мы,
демоны топчут каменными подошвами.

Далее везде

Раз легли под дырокол вот такие вести,
заместитель и нарком обсуждали вместе:
пики или крести (крики или песни),
или в общей яме уложить слоями —
все решать на месте.
Опер пробует перо, отряхает китель.
Санаторное ситро пьет осведомитель.
Кто сморкался, кто курил, много было смеху.
Председатель говорил, что ему не к спеху.
В санаторной конуре шаткие ступени
как ремни при кобуре новые скрипели.
Запечатано письмо платным доброхотом.
На платформе Косино ягода с походом.
После станции Панки все леса в коросте.
В лес ходили грибники, собирали грузди.
Но уже выходит срок: дорогие гости
снаряжают воронок ехать от Черусти.

____

Зелень снова молода.
Проросла грибница.
Но земля уже не та,
с ней не породниться.
И в краю далеком
под Владивостоком
не поставить свечку
за Вторую речку.

«Не распознать, как первый шум дождя…»

Не распознать, как первый шум дождя,
брожение, обернутое мраком.
Но вот оно слышнее шаг за шагом,
стирая все и снова выводя.
По вечерам в неполной темноте
или в ночной чернильнице разъятой
такие вилы пишут по воде,
что разберет не каждый соглядатай.
Но видят те, кто видели всегда,
и те, что здесь останутся за старших,
как поднялась восставшая вода
на Чистых, а потом на Патриарших.
Как постоянный ропот волновой
не убывает в праздничных запасах.
И наше небо, небо над Москвой
еще узнает, что оно в алмазах.

Максим Амелин

Хлебников через 100 лет

Свобода уходит нагая,
такая же, как и пришла,
хромая, изнемогая,
обобранная догола,
а мы… остаёмся обломки
сухих пустоцветов сбирать,
приветливых предков потомки,
земли безмолвная рать.

Опыт о памяти

Три года тому на обратном
          из Рудни в Смоленск,
          узнав, что оно
    здесь именно и находится,
всего в двух шагах от дороги,
         в сосновом бору,
        проехать не смог
    я мимо страшного кладбища.
Наверно, на выборе места
        сказалось, что лес
        погибельный близ
    железнодорожной станции
с названием «Кáтынь» зловещим:
        удобный подъезд
        к распахнутым рвам,
    невидимым за деревьями.
Развилка. Сквозные ворота
         на три стороны:
         направо пойдёшь —
   поляки, налево – русские,
а прямо – черта межевая.
         Сначала – чужих,
         потом, перейдя
    рубеж, и своих проведаю.
У них все посчитаны точно:
         на скорби стенах
         являет металл