– Мы верим в вас, – тихо сказал он, когда передавал корзину, крепко пожав руку Джеку. Его голос слегка дрожал, словно потрёпанный парус на ветру. – Возвращайтесь с ответами… или хотя бы живыми.
– Мы сделаем всё возможное, – ответил Джек. И в этой фразе не было бравады – только искреннее обещание тем, кто ждал когда с неизвестности сдёрнут полог… и себе.
Он оглянулся. Толпа колыхалась, как поле под ветром, но из неё легко выделялись знакомые лица. Его команда. Люди, с которыми он собирался шагнуть в неведомое.
Лиза стояла чуть в стороне и сосредоточенно настраивала объектив своей камеры. Пальцы её двигались привычно, механически, но напряжение в уголках губ выдавало беспокойство. Она знала, как запечатлеть историю. Теперь же стала её частью.
Доктор Хэнсон, высокий, с туго затянутым галстуком и выражением учёной скептичности, молча листал свои записи, делая пометки на полях. Ветер шевелил страницы его блокнота, а он аккуратно придерживал их рукой, бормоча себе под нос:
– Я изучал аномалии всю жизнь, но никогда не думал, что однажды окажусь так близко. К тому, что невозможно объяснить… пока не шагнёшь внутрь.
Неподалёку Сара аккуратно перекладывала медицинские принадлежности из сумки в походный рюкзак. Её движения были отточены, как у хирурга, но в глубине глаз пряталась усталость, которую не скроешь под улыбкой.
– Хотелось бы надеяться, что всё это не понадобится, – сказала она, пересчитывая ампулы в жёстком футляре. – Но лучше ошибиться в сторону готовности.
Лиза тихо подошла к ней и, не говоря ни слова, мягко коснулась плеча и между ними пробежала искра молчаливого понимания. Они осознали, что отправляются не в путешествие, а на испытание их сил и возможностей.
***
Последние дни они практически жили в маленьком кафе на углу площади – старом, со стенами, хранящими тепло многих поколений. Его окна с облупленными рамами и витражами, на которых выцветшие от времени краски рассказывали о далёком прошлом, выходили прямо на площадь, где стояла Дверь. Здесь, на витражах, с мягкой улыбкой застыли дамы в кружевных шляпках и джентльмены с аккуратными усами, из паровозных труб валил клубящийся пар, а в воздухе, казалось, висел аромат давних дней – лёгкий, едва уловимый, пропитанный ванилью и ностальгией.
Когда-то здесь обсуждали новые рецепты и ссоры соседей. Теперь – структуру реальности.
Стены были завешаны картами, диаграммами, рукописными заметками. Один угол завален ящиками с оборудованием. На полках рядом с книгами – рации, компасы и зарядные станции. А в витрине, рядом с потускневшими серебряными ложечками и кружевными салфетками, лежали пожелтевшие блокноты, страницы которых были заполнены вперемешку математическими расчётами, списками снаряжения и личными заметками вроде: «Не забыть тёплые носки».
Официантки приносили кофе уже не спрашивая, а местные, заходя внутрь, говорили не "добрый день", а "что нового?".
Джек и Лиза занимали столик у самого окна, и отражение Двери, словно мираж, тонко проступало на поверхности стекла, словно наблюдало за каждым их движением. Их блокноты были исписаны до краёв. Рядом лежал сложенный планшет с планами разбивки лагеря и списками всего что нужно взять обязательно, а без чего можно обойтись.
Но даже в этом тревожном ожидании, кафе оставалось средоточием уюта. Здесь по-прежнему звучал смех, пусть и с оттенком нервного напряжения. Здесь спорили, планировали и готовили мир к великому прыжку, заедая неопределённость плюшками с изюмом.
