— Мы мешаем людям выйти! — ответила я, на вопрос, куда я так спешу.
— А я подумал, тебе так хочется шампанского.
Я повернулась к нему спиной, сделала шаг — и вот черт бы побрал каблук, чуть не слетела под кресло первого ряда. Глеб поймал — еще бы, странно, что пятки не отдавил.
— Мамина помада, сапоги старшей сестры?
Это цитата из Цоя или вопрос? Но я не обернулась — зачем объяснять, что я подле него нервничаю. Слепой только не видит этого. А я сейчас поиграю в глухую и немую — он ведь каждое мое слово вывернет. Зачем только, спрашивается? Если он хочет, чтобы я ушла, я и сама уйду. А если это попытка завязать долгоиграющее знакомство, то извините… Я ничего не понимаю в мужчинах его круга… Может, они все шизнутые… Но мне в любом случае своей шизы достаточно.
— Куда ты спешишь? — он все же поймал меня за локоть. — Теперь в буфетах не бывает очередей.
— А ты в театр или по буфетам ходишь?
Я остановилась, но не обернулась. Рядом колонна — прижаться бы к ней, а то спина от часового напряжения затекла.
— Да будет тебе известно, что в дореволюционные времена вместо одного антракта было перерывов так пять, потому что основной доход театров составляли продажи в буфетах. Собственно и сейчас нигде невозможно выпить такого дорогого «Советского шампанского». И только в театральном буфете оно вкусное. Наверное, атмосфера правильная или уверенность в том, что без бокала шампанского я не смогу досмотреть спектакль.
— Хочешь уйти?
Я все же подперла колонну и даже отвела руки за спину, наплевав на топорщащиеся в такой позе лацканы застегнутого пиджака: бугор прикрыт шарфиком.
— Нет. Они отлично играют, но… Есть свои «но», верно?
Это он на что намекнул? Что я мысленно менялась местами с актрисой? Ну, да… Что скрывать… Я против воли или наоборот под напором разумной части моего мозга представила себя с ним в гипотетической кровати. Правда, не в железной, как на сцене, но в такой же холодной… И решила — нет, этого счастья мне не надо. Я не сумею совладать со всей гадостью, которая поднимется в моей душе, если я переступлю порог его квартиры и перережу красную ленточку в мир стыда, вечного вранья и тупиковых отношений.
Я не ответила на провокацию, и он сделал новый шаг — без спроса расстегнул на моем пиджаке пуговицы.
— Так лучше.
Я лишь чудом не съехала на пол от такой наглости. Странно, что полиэстровая блузка не расплавилась там, где ее коснулись чужие пальцы.
— Вон удобное кресло, если хочешь посидеть…
Очередные два пальцы под ребра? Ну спасибо… А Глеб с улыбочкой махнул в сторону стилизованного под гостиную Шерлока Холмса уголка. Я бы и не сообразила, что креслом у камина можно воспользоваться по прямому назначению. Глеб бы тоже, надеюсь, не решился мне подобное предложить, если бы из кресла не выскользнула школьница, которую билетерша и не подумала отругать за непростительную вольность. Совсем школьница. А разве «Мадам Бовари» входит в программу школьной литературы?
Я присела в кресло, следя за юбкой: расправила пиджак по бокам — пусть не думает, что я постеснялась показать ему грудь… Под шарфиком! Я вообще из кресла не встану, и пусть подавится своим шампанским!
— Глеб, не смей меня фотографировать! — процедила я сквозь зубы довольно громко, скоренько сообразив, зачем он достал телефон.
— Почему? — явил он на мой суд абсолютно тупое выражение лица.
— Это нарушение личного пространства, — отчеканила я.
