– Вторая версия – диверсанты, – Волков понизил голос, покосившись на идущих чуть позади оперативников и Егорыча. – Близость границы с Монголией и Китаем… Находка стратегически важного сырья… Хотя эти черные камни пока не ясно, что такое. Но если предположить, что геологи наткнулись на что-то ценное, иностранная разведка могла попытаться перехватить информацию или образцы. Тогда это может быть и ликвидация группы, и похищение специалиста (тот самый, что ушел на север?). Объясняет и скрытность, и возможное применение спецсредств (тот самый «неправильный свет» или «небесный огонь» – испытание нового оружия?). Но опять же – не вяжется с паникой и странным поведением геологов до событий.
Он на мгновение замолчал, обходя поваленное дерево.
– Третья версия, которая начинает мне казаться все более вероятной, учитывая дневник и слова Улрэ о «духах камня», – это воздействие некоего фактора на психику. Возможно, природного происхождения. Например, выход на поверхность какого-то газа из тектонического разлома? Вулканическая активность? Сероводород, метан в большой концентрации могут вызывать галлюцинации, потерю ориентации, панику, агрессию. Это объяснило бы и «голоса», и «вибрации», и паническое бегство, и сумасшествие одного из членов группы. Может, и «небесный огонь» – это самовозгорание метана? А странные следы… ну, может, это просто причудливые формы наледи или сугробов, которые мы приняли за что-то осмысленное?
Петров слушал внимательно. Версии Волкова были логичны, каждая объясняла часть фактов. Но ни одна не охватывала картину целиком.
– А замороженный на Байкале? – спросил он тихо. – Который «кристаллизовался»? Какой газ это может сделать?
Волков поморщился.
– Это пока отдельный вопрос. Возможно, он не связан с геологами напрямую. Или… он тоже попал под воздействие этого… фактора, но в большей концентрации? Или ближе к источнику? Ладно, пока отложим. Сейчас наша задача – найти пропавших. Версия с газом или иным природным явлением кажется мне наиболее рабочей. Она объясняет больше всего фактов без привлечения «злых духов» и «летающих тарелок».
Он говорил уверенно, убежденно, словно пытался и себя уверить в том, что всему есть рациональное объяснение. Но Петров видел, что и у московского следователя в глазах поселилось сомнение. Слишком много странностей, слишком много нестыковок. Логика давала сбои перед лицом сибирской тайны.
– Может быть, и газ, – сказал Петров медленно. – Только вот Егорыч и Улрэ… они всю жизнь в этой тайге. И про газы из-под земли наверняка слышали. Но говорят они не про газ. А про что-то другое. Что-то, чего боятся по-настоящему.
Волков ничего не ответил, лишь плотнее закутался в свою шинель, словно пытаясь защититься не только от мороза, но и от тех иррациональных теней, что сгущались вокруг них вместе с подступающими сумерками. Рациональные гипотезы были удобной броней, но где-то в глубине души он, возможно, уже начинал чувствовать, что в этой тайге действуют законы, неподвластные московским инструкциям.
(Часть 8)
Сумерки в тайге наступают быстро, словно кто-то невидимый накрывает мир плотным серым покрывалом. Идти дальше по едва различимым следам в темноте было безумием. Группа разбила лагерь на небольшой возвышенности, с которой открывался обзор на темнеющую долину реки. Место было выбрано Егорычем – относительно сухое, защищенное от ветра густыми елями.
