7. Глава 7
Семнадцать лет назад
– Я не всегда делаю то, что нравится.
Он смотрит на меня, закусив уголок губы до крови, наверное. В нём столько напряжения, что, кажется, прикоснись – и ударит током.
Берт будил странные, непонятные чувства. По идее, мне должна была бы ближе быть его сестра. А он… слишком маленький ещё.
Когда тебе пятнадцать, а мальчику тринадцать, это кажется пропастью. Но я так не думала. Он вызывал невольную симпатию – худющий, длинный, нежный, как цвет персика. Что-то такое светилось в его упрямых глазах, задевало, не оставляло равнодушным.
– Я тебе по большому секрету скажу, – решила я свести всё в шутку, – мы часто делаем то, что другим не нравится. Но это их проблемы. Ты ж не доллар, чтобы тебя любили?
– Я гораздо круче, – улыбнулся он мне в ответ так, что я «поплыла», – пойдём, я покажу, – схватил он меня за руку и поволок в дальний угол комнаты.
Оказывается, там ещё одна дверь притаилась. Берт толкнул её рукой и завёл внутрь ещё одной комнаты.
– Вот. Это моё пространство.
Он так и сказал. Но, может, так оно и было, потому что всё здесь принадлежало ему: стол, краски, мольберты, разбросанные наброски, книги. Странный диван с выпуклым «пузом» украшали вязанные салфетки. У меня даже глаза на лоб полезли: я давно не видела такой старины и какого-то нездешнего уюта.
– Здорово! – восхищённо выдохнула я и прошлась по студии на цыпочках. – Можно? – спросила, не решаясь посмотреть рисунки.
– Тебе можно, – ответил Берт, но тогда я внимания не обратила на его уверенный тон и маленькое примечание: «тебе».
Много позже я узнала, что сюда он не пускал никого, даже домработницу. Сам вытирал пыль и мыл полы.
У Берта были смелые рисунки, и уже тогда чувствовался талант. Он умел не просто схватывать и что-то схематично набрасывать. В его образах жила душа, дышало что-то настоящее, живое, отчего мурашки по телу бежали и волоски вставали дыбом.
– Ты учишься? – спрашивала и не могла оторваться от вороха набросков.
– Нет, – покачал Берт головой. – Точнее, да, но сам. Беру уроки в интернете. Отцу не нравится… моё увлечение.
В то время Берт запинался через слово. Выражался чётко и правильно, но будто подбирая слова. Кто знал, что несколько лет спустя он станет ритором? Будет учить словесности, ставить дикцию и правильное произношение? Сможет общаться легко и непринуждённо? Привлекать, притягивать людей и вести за собой?..
– Почему? – спросила я тогда, уже понимая, что последует в ответ.
– Отец считает, что заниматься мазнёй, – не мужская работа.
О, да. Мне это тоже знакомо, потому что мой родитель тоже многое решал за меня.
– А чем, по его мнению, стоит заниматься?
– Бизнес, аналитика, – пожимает Берт плечами. – Есть одно «но»: мне не интересно. Пока маме удаётся его уравновешивать, что будет дальше – не знаю.
Он не вздыхает тяжело, говорит об этом буднично, ровным голосом. Привык, наверное, что его без конца дёргают. Но в том, что он не сломался, я вижу хороший знак.
Мне тоже непросто. У меня… свой папа-тиран, который всем пытается диктовать, как жить и чем заниматься. Из-за него брат ушёл из дома и почти не общается с нами. Мы с мамой приходим к ним в гости, как преступники: втихомолку, чтобы папа не знал. И ни у кого не хватает духу перечить.
– С этим как-то можно бороться? – спрашиваю я.
Берт смотрит на меня внимательно и располагающе, и я неожиданно для самой себя вываливаю нашу семейную трагедь.
